Кино для чайников - Алексей Андреевич Гравицкий

Возникло сомнение. Может, мы и в самом деле сделали что-то не то? Сомнение развеял зритель, пришедший ко мне в личку в соцсети:

«Посмотрел сериал “Чикатило”. Я со смешанными чувствами смотрел этот сериал, потому что в памяти у меня своя история… В семьдесят девятом году в Омске на авиационном заводе была убита девушка. Ей было двадцать три. Пять ударов молотком по голове и одиннадцать ударов в грудь шилом. Электрик из соседнего цеха, человек, имеющий семью, ребенка, оказался серийным маньяком-некрофилом. Он насиловал ее уже мертвую. А потом искал вместе со всеми пропавшую работницу, которая не вышла с военного предприятия в пятницу вечером… Это была моя сестра…

Спасибо вам за участие в этом деле! Жесткая и правдивая штука получилась».

После этого письма я выдохнул. В очередной раз человек, который имел полное моральное право уничтожить меня за мою историю, произнес слова благодарности, дал мне индульгенцию. Значит, что-то было сделано правильно. А всякие говорилки, зарабатывающие внимание на поливании чужого творчества известно чем… Да бог им судья – пусть говорят.

И хватит на этом драмы. Давайте о чем-нибудь повеселее.

Шли съемки «Землетрясения», мы уже работали над другим проектом, когда позвонил режиссер:

– Леш, статья нужна.

– Какая статья?

– Газетная. У вас герой выходит из тюрьмы, забирает личные вещи и газету, а в ней статья.

Герой действительно выходил из тюрьмы, забирал личные вещи и газету. С этого начинался фильм. А из газетного заголовка и фотографии молодого героя в зале суда, напечатанных в старой газете, зритель без лишних слов понимал, за что герой отсидел срок и сколько он сидел.

– Так там же есть заголовок.

– Родной, – начал объяснять режиссер. – Заголовок – это не вся газета, там еще текст есть. Какой-нибудь говнюк поставит фильм на паузу, прочтет бессмыслицу и начнет нас поливать. Оно нам надо? Нет, я могу кого-нибудь от реквизита попросить текст написать, но из них такие писатели… Вам же потом стыдно будет.

Я все понял, пообещал статью и повесил трубку.

Был поздний вечер. До середины ночи я выкапывал в сети газеты восьмидесятых годов. Первое, что я для себя уяснил: в газете такой статьи быть не могло – не освещали такие темы в начале восьмидесятых в советской прессе. Косяком это назвать было трудно, нам все же требовалась деталь для зрительского понимания, а не экспонат для музейной витрины, так что на такую буквальную достоверность в общем было наплевать. Но это усложняло работу, потому что взять готовую статью и адаптировать под нашу ситуацию не получалось.

Тогда я начал выбирать созвучные по направлению материалы и начитывать их в максимально большом количестве, чтобы срисовать стиль. Наконец, когда голоса в голове заговорили газетным языком позднесоветской эпохи, я открыл чистый файл и принялся писать статью. Дописывал я ее уже утром. Режиссеру отправил с припиской: «С тебя авторский экземпляр».

Авторского экземпляра мне, конечно, никто не дал, но статья пошла в газету, газету напечатали, герой забирал ее в кадре так, что в глаза бросались фото и заголовок, а если поставить на паузу, можно было во всей красе оценить журналистские таланты Леши Гравицкого, которому в реальности на момент выхода газеты было года четыре.

При перемонтаже и сокращении фильма сцену убрали полностью. Так никто и не прочел моей статьи – еще одна бессонная ночь оказалась выброшена в помойку.

Расписывать такие вещи в сценарии, разумеется, не нужно. Это лишне. Многие авторы вообще считают, что не авторское это дело. Многие режиссеры и продюсеры с ними солидарны. Ерунда – это дело авторское. Иначе потом есть стремящаяся к нулю, но все же доля вероятности, что сцену снимут, покажут, кто-то остановит, прочтет и вам будет стыдно. И не стоит валить на каких-то говноделов, которые что-то испортили. Хочешь сделать хорошо – сделай сам.

Меня периодически догоняют просьбы написать текст газетной статьи, заполнить содержимое документа, рапорта, накидать тексты детских сочинений или писем, попадающих в кадр. В этом нет ничего зазорного, даже если в конечном итоге в кадр это не попадет.

На фильме «Онегин» второй режиссер Саша Гох каждый съемочный день, если снимали в интерьере, присылал мне выборку сцен с единственной просьбой – проставить время на часах внутри сцены. То есть в сцене есть часы, они показывают время. Это время должно быть правильным. А кому лучше автора знать, когда происходит действие? И пусть из всех часов в интерьерах, на которых выставлялось время, в кадр мельком попали дай бог несколько, я честно и безропотно выполнял просьбу.

Не стоит пренебрегать мелочами.

Говорит режиссер

Надо понимать, что в съемке ничто и никогда не идет так, как было запланировано. Все, что не может случиться, – случится, а что случиться может, не случится. Это нужно просто принять как данность. Я иногда называю свою профессию «кризисным менеджментом» или «ориентированием на местности».

Доходит до самого нелепого. В кино, разумеется, место съемки огораживается, чтобы лишние люди не попали в кадр, не смотрели в камеру и прочее. Этим занимается администрация. Задача непростая, особенно когда дело происходит в Одессе. Местные жители считают, что это их город и никто не вправе им говорить, где ходить, а где нет. На площадке этим занималась замдиректора Танечка. Она виртуозно командовала рабочими на площадке, буквально «нюхом» чувствуя, откуда может появиться очередной одессит.

И вот снимаем мы кадр, в котором главный герой выходит из машины, оглядывается и видит, что он один. Один! Это важно. Татьяна перегораживает улицу. Мотор! Камера! Подъезжает машина, выходит главный герой.

– Стоп! – кричу я. – В кадр попал человек, вышедший из соседнего переулка.

– Момент, – говорит Татьяна и отправляет туда человека. Мотор! Камера!

– Стоп, – снова кричу я.

На этот раз из соседних ворот выезжает машина.

– Таня, – с укором говорю я. – Простая же сцена, нужно быстро снять и ехать дальше.

Тане брошен вызов. Она выводит всю свою гвардию на перекрытие.

– Все, – подходит она ко мне. – Больше никто ниоткуда не просочится! Ставлю на кон свою репутацию!

Я, улыбаясь, говорю:

– Танюш, ты полжизни в кино. Рискуешь!

– Снимайте! – уверенно отвечает мне она.

Мотор! Камера! Машина подъезжает. Герой выходит, оглядывается. На улице никого. Таня, гордо улыбаясь, смотрит на меня. Я беру рацию, чтобы сказать «Стоп!», и в этот момент у ног героя открывается канализационный люк и из него высовывается голова человека. Вся площадка, наблюдавшая наше с Танечкой противостояние, «ложится» от смеха. Громче всех