Семейная драма XVIII столетия. Дело Александры Воейковой - Александр Борисович Каменский

И господин Гудович, не судя и не следуя сего моего дела в котором присудственном месте законным праведным порятком и забыв, что он по законы ВЫСОЧАЙШЕГО Учреждения не есть судья, но в моем деле он зделался в противность сему узаконению сам судьею и на дому своем одною своею персоною оное дело производил и все то зделал, что только можно было ему для оправдания мужа моего. И что принадлежало до присудственнаго места, он то сам производил – собирал справки об имении его от гражданской полаты и от уезднаго суда, требовал атестации мимо всех моих, существенной истицы, доказательств о деяниях мужа моего от уезднаго предводителя, которой не только не может знать его пороков, а моих обид столько, сколько я сама все то могу доказать, но и в лицо до того приезда в Резань не знал мужа моего. Также, мимо моих доказательств об недостойном детей наших у мужа моего содержании, делал он им, детям нашим малолетным, на дому своем допрос, при самом отце их спрашивал их, с кем оне желают жить – с отцом или с матерью, и довольны ль или недовольны его содержанием, и подлинно ль живет в доме у него на содержании Несвицая княгиня. Которой допрос учинен им, Гудовичем, беззаконно и всем правам и законам противной. И оне, дети наши, все то ему отвечали, что им приказано уже было от отца их заблаговременно. При том же они малолетныя, да хотя бы и в совершенных летах были, то дети на родителей жалоб приносить и не могут, а еще меньше обличать их пороки не должны. Закон принимать и утверждать их показании ноистрожайше запрещает, а потому недостойнаго воспитания сей допрос не доказывает им, детям нашим, от отца их, ни моих пороков, чтоб меня лишить тем бы можно было их. Да и сам он, Гудович, только к правости его написал, что дети представлены были в порядочном одеянии, то де пристойное имеют, кажется ему, содержание (которое слово от него написано «кажется» двоемысленное, а не утвердительное), да и по платью ль можно судить человеческое состояние. А если б сие дело произведено было в присудственном каком месте законно, то бы неможно было зделать детям моим сего допроса, противнаго законам, а бес того и отнять бы неможно было у меня их. А естли б по законам потребовали бы моих улик и доказательств о том, в чом бы я точно и изобличила, но он то делал все так, как он, Гудович, сам хотел, а не так, как законы повелевают, а в противность 1780-го году сентября 26-го дня указу своим вымыслом. И что следовало ко оправданию мужа моего, то все он произвел и Сенату представил. А когда дело сие стало доходить до суда законнаго и до моих улик и доказательств, о том тогда он сказал мне и Сенату представил, что он не есть судия, ни власти, ни места не имеет, где бы производить оное дело. Но как же он собирал те справки об имении и о поведении мужа моего, и детям нашим делал допрос, и принел от мужа моего спорное объявление в противность законам на сенатцкое решение? А должно было ему, мужу моему, повелеть оправдаться не на бумаге только одной, а на производстве подлиннаго порядка дела сего во установленных на то судебных местах. Но когда он не есть судья, то бы вовсе, [в] дело не вступая, никакова бы по нем производить, не производя и решения своего не полагая, должен был отпереться и не так бы поступить, что следовало для оправдания мужа моего на то зделался судьей, а для меня не есть судья, где бы открылась моя правость, до того он меня не допустил.

И, таким образом, все то беззаконно и самоизвольно, производя у себя на дому, и оправдал мужа моего пред Сенатом и сокрыл все его гнусныя и законопротивныя деянии, пороки и злоупотреблении. И вместо законнаго суда, что не обнаружилися винности мужа моего, принуждал меня Гудович с великою строгостию всю ту претензию с мужем моим прекратить миром таким, чтоб только брать мне от мужа своего погоднаго содержания по 500 рублей, на что я, будучи столько разобиженною, согласиться не могла. И законной жене на содержании быть неприлично, а паче, проживши весь век почти наш вместе, а под старость добровольное расторжение зделать брака и быть разводною женою никогда не хочу. Да имея ж с ним толикое число детей, то могу его имение почитать общим, а не раздельным. Притом же таковым миром ни себе, ни детям моим от бед ни малейшаго избавления не доставлю. Равномерно и мотовство его тем не пресеку. А потому он и достольнаго имения своего скоро мотовством своим лишится. Следовательно, и того погоднаго мне содержания производить будет нечего, да и детей моих от сей бедственности не избавлю. Тогда вечно они все погибнут. А потому не только за 500 рублей, но при всей моей крайней бедности наказания сокровища, от детей моих добровольно не отступлюся. Потом он, Гудович, в противность совестнаго суда должности, 397 и 400 статьям, посылал усильно меня в совестной суд. Но как не имею надежного человека, кому во оном деле зделать должность, и для того не пошла во оной суд, ибо, естли посредник мой без вины моей признает меня виноватою и печать приложит, тогда я всю свою навсегда уже потеряю. А сие лехко со мною збыться может, ибо я вижу, что весьма могущественныя люди, хотя и видят сию неправость мужа моего, однако его защищают, а меня при всей правости притесняют, как то сам Гудович таким образом со мною поступил. Притом же не желаю совестным судом разбираться с таким безсовестным и порочным человеком, каков муж мой. Да ему же по деяниям его и присяги по законам нет. Да и возможно ль, чтоб он совестно признался, когда он в Сенат совсем ложное прошение написал, что я по делу докажу. То какой мне совестной суд с ним производить в таких важных доказательствах, в коих весьма надобно его крепко доказать и изобличить законно, а не совестно.

Когда не согласилася разбор совестной иметь, почему и надлежало ему, Гудовичу, как скоро мы совестным судом разбираться не стали, тогда отослать бы сие дело к законному производству в то место,