Семейная драма XVIII столетия. Дело Александры Воейковой - Александр Борисович Каменский

самим со мною совестно сей договор иметь, а возложили сию комисию на него. Ане, де, берутся быть вашими стряпчими, дело ваше переделать в вашу же пользу, при чем и подал мне вышеупомянутое письмо, в черне написанное обо мне от графа Александр Андреевича к Гудовичу, уверяя при том, что господин Гудович преданной человек графу Александр Андреевичу. И так верно, де, для графскаго письма и столь усильной об вас прозьбе все, де, то, что вам угодно от него, Гудовича, будет зделано. А чтоб я сие письмо прочитавши, еще бы тут что полезнея для меня приписала бы сама, как, де, вы свое дело больше знаете, нежели они, Рубан и Глебов, сказав, что после того сие письмо, переписав набело, подать Ивану Николаевичу Рубану, а Рубан подаст оное для подписания графу Александр Андреевичу Безбородке. Но только, де, с тем послан я к вам, чтоб отобрать от вас последнее слово, согласны ль вы им дать за оное письмо о переделании дела вашего наперед 6000 рублей и еще 6000 по зделани всего онаго вашего дела от резанского генерала-губернатора, которой де все свое гонение на вас имеющее отменит и всякое благодеяние в пользу вашу зделает.

Но я ему на то отвечала 1-е. что я не имею у себя наличных 6000 рублей денег и в сущей крайности состою; 2-е. а потому нельзя мне письма сего его сиятельству взять, что я подала уже на Гудовича Сенату жалобу мою, а потому и сама теперь не знаю, которому генералу-губернатору повелит Сенат сие дело законным правосудием окончательно решить, ему ли, господину Гудовичу, или по прошению моему князю Платону Степановичу Мещерскому. А по донесении сего моего отзыва им, Бурцовым, господину Рубану, вскоре после того и сам Рубан, уверея меня у брата моего в доме, советовал мне лутче остаться при том, чтоб дело мое по-прежнему препоручено было от Сената Гудовичу, как, де, он не только графу Александр Андреевичу предан, но и самому, де, он ему, Рубану, очень дружен, то де он и для него, Рубана, все мне полезное зделать[107]. Да и сам он, Гудович, к новому году в Петербург будет, то, де, не только я сам, но и графа перепрошу, чтоб его и персонально перепросить о вашем деле, и поверьте, де, мне, что он все вам для нас зделает. А казанской де генерал-губернатор весьма грубой человек, и граф де к нему такова письма, какое он дает вам к Гудовичу, написать не согласится. А когда я ему, Рубану, сказала, что у Гудовича больше дела моего иметь не могу, а Сенат о том просить не буду и у него дела мое оставить не желаю и опасатца его имею право, чтоб он еще больше за принесенною на него от меня Сенату жалобу мне не отомстил, тогда господин Глебов обще с ним, Рубаном, меня уговаривали и во уверении ж могущества их и, думая, что я, будучи столь притесненно, от крайней моей необходимости точно польщуся на их протекцию и дам им 6000 рублей по их требованию. И для обольщения моего, чтоб скорея могли б оне получить от меня требуемыя деньги за обещанное мне по делу моему их стряпчество, показал мне Глебов письмо, писанное к нему Московской управы благочиния 12 части от маиора Василья Петрова сына Чагена, двоюрадного брата вышереченной Несвицкой, с которою я дело сие имею, ибо она рода Чагеных, которым письмом он, маиор Чаген, просит его, Глебова, о сем самом имеющемся у меня с мужем моим деле заступления его не только по Сенату, но, естли прозьба моя дойдет и до самой ВАШЕГО ВЕЛИЧЕСТВА особы, то и у ВАС тогда подать мужу моему руку помощи в том. И за то Чагин сулит чрез него, Глебова, господину Студенке Осипу Степановичу слугу мужа моего сапожнаго мастерства Петра Савельева, которой слуга им, Студенкою, уже точно от мужа моего и взят, и крепость получена, и в Малоросию свезен. Подать же руку помощи не инаково можно за взятки, как праваго пред ВАШИМ ВЕЛИЧЕСТВОМ обвинить и обнесть и виноватого неправильно оправдать пред ВАМИ, так же, как Гудович по их же прозьбе пред Сенатом мужа моего неправильно оправдал, то, чтоб и пред ВАМИ несправедливо об оном деле сказать, а не так, как точно оное есть. То где же могут сыскать бедные люди с богатыми справедливость, когда и у ВАШЕГО ВЕЛИЧЕСТВА дела переделывать и обносить бедных людей за взятки будут? Да кто же сию смелость и такое несправедливое дело пред ВАШИМ МОНАРШИМ ЛИЦОМ дерзнет зделать? Студенко и Рубан доступу такова у ПРЕСТОЛА ВАШЕГО не имеют. А из того видно, что оне как есть фовариты графа Александр Андреевича Безборотки, о таковых делах его сиятельства перепрашивают, так же равномерно, как и просительные письма оне у него выпрашивают, и по тем письмам делают дела и берут, что ис того ж письма Чагина видно, о коих просительных письмах к нему в пересылку того же Ивана Глебова он просит переслать письмо для прозьбы московскому главнокомандующему Петру Дмитриевичу Еропкину, которой также ни рубановыми, ни студенковыми письмами не уважит. Сверх же еще того ис того же Чагина письма к Глебову видно, что он и сам, Чаген, с его сиятельством графом Александр Андреевичем Безбородкою кородко очень знаком, когда к такой знатной особе, каков есть граф Александр Андреевич, он, Чаген, может так фамилиярно и без всякой отецыи писать, что мать его, Чагена, и Анна Федоровна (то есть Чагена жена его) в том письме приписывает почтение к нему, графу Александр Андреевичу. Да и тем еще удивительныя, что и в том же самом письме сие почтение к его сиятельству написано, в коем Чаген дает Студенке за дело мое взятки, то видно, что он и его сиятельства не опасаяся сии договоры иметь, и видно же, что он, Чаген, сие не первое дело делает и знал, что оне берут за таковыя дела взятки – кто виноват, чтоб того оправдать и защитить.

Когда Студенка с мужа моего слугу того взял себе и дело оное как по Сенату в пользу мужа моего переделали, так и у приема челобитен секретарей ВАШЕГО ВЕЛИЧЕСТВА всех запросили онаго прошения не принимать и ВАМ не подовать. Мудрено ли им с их могуществом меня столь безгласною притеснить, чтоб нигде суда мне не довали, когда оне делают дела за деньги. И господин Рубан при всей моей крайности не стыдился