Бумажный Вертов / Целлулоидный Маяковский - Александр Алексеевич Пронин

уже отмечалось в первой части книги, сотрудничал как сценарист и Маяковский, но в обратной последовательности – вначале с ВУФКУ, а затем уже с «Совкино». В 1926 году он дебютировал как соавтор сценария хроникально-документальной ленты «Евреи на земле», а следом написал по заказу Киева сразу четыре игровых киносценария («Дети», «Слон и спичка», «Любовь Шкафолюбова», «Октябрюхов и Декабрюхов»). В 1927 году он написал для ВУФКУ еще два сценария «Товарищ Копытко» и «История одного нагана», а чуть позже в соавторстве с В. Горожаниным был написан «Инженер д’Арси (История одного пергамента)». При этом результаты многообещающего, казалось бы, сотрудничества оказались весьма скромными: фильмы были сняты лишь по двум сценариям («Дети» – в прокате «Трое» и «Октябрюхов и Декабрюхов»), а качеством постановки Маяковский остался настолько недоволен, что «не пошел на просмотр». В результате Маяковский разочаровался в «провинции» и в то время, когда Вертова в эту провинцию из Москвы вытесняли, Владимир Владимирович пожелал, чтобы его «принципиальный сценарий» («Как поживаете?») обязательно «ставило Совкино, ставила Москва» (XII, 132). Результат оказался неожиданным лишь для него самого, и Трайнин в 1927 году поставил Маяковского рядом с Вертовым в своем списке отверженных.

Разумеется, их положение было разным: если Вертов в результате конфликта с «Совкино» практически лишался работы и переезд в Киев для него был единственным реальным выходом из ситуации, то Маяковский терпел поражение лишь в факультативной для себя творческой партии, оставаясь при этом общепризнанным «поэтом революции», который по-прежнему собирал на свои выступления полные залы, много публиковался (хоть уже не без трудностей), ездил по стране и миру. И если сценарные мытарства Маяковского оказались недолгими, то Вертову пришлось пережить еще не одну травлю, о чем красноречиво свидетельствуют строки из написанного в период борьбы за «Три песни о Ленине» стихотворения-крика: «…изобретателям всегда трудней приобретатели в фаворе две раны при Трайнине три раны при сутыринском дворике…»[277].

Тем не менее, воспринимая как совпадения описанные выше и не связанные друг с другом буквально события, понимаешь, что они все же встраиваются в общий строй переклички судеб Маяковского и Вертова. Переклички, становившейся все более и более явственной по мере приближения кинематографа Вертова к уровню поэзии Маяковского, по мере трагического расцвета левого авангарда. Это был диалог двух одержимых, несчастных в глазах массы, отверженных набирающей силу новой властью. И процитированные выше стихи Вертова, прямо отсылающие нас к «Трубе марсиан» Хлебникова, ясно показывают, что предсказание «председателя земного шара» сбылось – Маяковский посмертно, а Вертов еще при жизни окажутся не нужными стране Советов и отдалятся от нее в «государство ВРЕМЕНИ».

Глава 2. Маяковский цитирует Вертова

Маяковский, как отмечал В. Шкловский, «любил хронику, хвалил Дзигу Вертова»[278]. Они не были друзьями, и в реальной жизни их встречи, как вспоминал Вертов, «всегда были короткими, то на улице, то в клубе, то на вокзале, то в кино»[279]. Однако в искусстве 1920‐х годов они, несомненно, шли одной и той же дорогой: оба утверждали идеологические и эстетические принципы левого авангарда, и не случайно Дзига Вертов опубликовал свой знаменитый манифест «Киноки. Переворот» в журнале «ЛЕФ», руководимом Маяковским.

К «новолефовскому» периоду относится эпизод, который, на наш взгляд, представляет несомненный интерес, но почему-то не привлек серьезного внимания исследователей, и о нем лишь вскользь упоминают А. Февральский и О. Булгакова[280]. Речь идет о цитате из фильма Вертова «Кино-глаз» в киносценарии В. Маяковского «Как поживаете?» (1927), безусловно, наиболее новаторском из его работ для кино. Сам автор называл его «принципиальным» и крайне остро переживал неудачу с экранизацией, что ярко и эмоционально изложено в статье «Караул!», опубликованной вместе с отрывком сценария во втором номере «Нового ЛЕФа» за 1927 год. Маяковский искренне недоумевал по поводу отрицательного решения, вынесенного на заседании правления «Совкино»: «Если киноэксперименты не будет проводить монополист – Совкино, то куда девать киноизобретателя?»[281] (XII, 359). В конечном счете реализовать замысел не удалось и на частной киностудии «Межрабпом-Русь», которая приобрела сценарий и даже объявила, что ставить его будет Лев Кулешов. Единственное, что смог сделать автор «в пику» неудачам, – включить полный вариант «Как поживаете?» в 6-й том своего собрания сочинений (другие сценарии такой чести не удостоились).

Держал ли Вертов в руках этот том, вышедший за полтора месяца до смерти Маяковского в 1930 году, или прочел рукописный вариант «Как поживаете?» тремя годами раньше, когда его судьба активно обсуждалась в кинематографической среде, – установить не удалось. На наш взгляд, весомым аргументом в пользу того, что сценарий был Вертову все-таки знаком, является подробное изложение истории «сценарных мытарств» поэта и цитирование статьи «Караул!» в его неопубликованной заметке «Еще о Маяковском»[282]. В таком случае Вертов не мог не заметить очевидной связи со своим «Киноглазом» фрагмента в третьей части сценария «Как поживаете?». Кадры 16–39 у Маяковского написаны так:

16. Хлеб лезет на полку.

17. Хлеб с полки слезает в груду хлебов.

18. Хлеба лезут в печь.

19. Хлеба выползают тестом.

20. Хлеба обращаются в муку.

21. Мука ссыпается в мешок.

22. Мешок подносится людьми к выходу – на грузовоз.

23. Мешок грузится на грузовоз.

24. Обертка на хлебе выравнивается.

25. Обертка на хлебе растет в бумажную стопу.

26. Бумажные стопы упаковываются в ящик.

27. Ящики складываются с другими ящиками.

28. Ящики взваливаются на автомобиль.

29. Автомобиль пятится к бумажной фабрике.

30. Грузовоз с мешками муки возвращается к мучному складу.

31. В мучном складе принимают муку.

32. Мука пятится на мельницу.

33. Мельница из муки выделывает зерно.

34. Зерно в мешках забирают крестьяне.

35. Крестьяне возят зерно на гумно.

36. Зерно собирается в колосья.

37. Колосья связываются в снопы.

38. Снопы возятся в поле.

39. Из-под снопов выпрямляется рожь (XI, 141–142).

Здесь Маяковский не просто использует эффект «обратной съемки» (перемотки кадров назад) как общеизвестный монтажный прием. Дело в том, что весь данный фрагмент игрового сценария является, по существу, прямой цитатой из четвертой части документального фильма Вертова «Кино-глаз» (32-я – 40-я минуты).

В картине все начинается с надписи, сделанной с помощью кадросъемки: «Из дневника пионера: …если бы часы в нашем клубе пошли назад, то хлеб вернулся бы в пекарню…». Дальше – бегущие назад часы и надпись «Кино-глаз продолжает мысль пионера», после которой идут кадры обратного хода событий: от испеченного хлеба до колосьев в поле. Этот эпизод занимает в картине почти 9 минут, и Маяковский в своем сценарии описывает данное в «Кино-глазе» действие практически без изменений. В смысловой контекст сценария цитата включена с помощью