Европа Гутенберга. Книга и изобретение западного модерна (XIII–XVI вв.) - Фредерик Барбье

Конъюнктура изданий на современных языках показательна: немецкий преобладает до 1481 года (51 перевод на немецкий язык из 121 издания в целом), но затем картина меняется, когда, что понятно, удваивается количество переводов на немецкий (+198 %), но также наблюдается рост в 262 % для итальянского и пятикратное увеличение количества переводов на французский язык. В эти два десятилетия именно французский становится главным языком переводов с 112 названиями против 101 для немецкого и 97 для итальянского. Испанский рынок также переживает бурный рост, но в меньшей степени: никаких переводов на испанский язык до 1481 года, 46 после этой даты, но следует также принимать во внимание каталонский язык, на котором до 1481 года было три перевода, а после – 21, что в сумме дает для полуострова (без учета португальского) 67 переводов на местный язык – цифру, составляющую две трети от итальянской. Если добавить 40 переводов на английский, зафиксированных для этого периода, первый вывод, который можно сделать из статистического анализа, касается расхождения в самом феномене – с ростом вторичных рынков, все более динамичных в сравнении с Германией и Италией, где на первых местах оказываются Франция и Испания.

СТАТИСТИКА ПЕРЕВОДОВ, НАПЕЧАТАННЫХ В XV ВЕКЕ (КОЛИЧЕСТВО НАИМЕНОВАНИЙ)

ИСТОЧНИК: ISTC[401].

Если обратиться к деталям, корпус охватывает несколько разных моделей. Наряду с ученым «переводом», в особенности с греческого на латынь, вторая модель соответствует переводу на латынь произведения, для которого хотят расширить потенциальную читательскую аудиторию, а третья – обратному процессу, переводу на народный язык произведения, от которого хотят, чтобы оно глубже проникло в определенное языковое пространство. Пример Narrenschiff («Корабля дураков») Себастьяна Бранта соединяет в себе эти разные механизмы, поскольку произведение первоначально было опубликовано по-немецки, затем очень быстро переводится на латынь и, наконец, на несколько народных языков. Автор сам подчеркивает исключительный характер своего поступка:

Некогда я описал дураков в поэме на народном языке / Это наше произведение получило большой успех. /

Когда корпус судна дураков был нами произведен, /

Мы положили его на немецкий язык, / пикантная вещь для ученых…[402]

И вот переводчик Якоб Лохер «Филомусус» перечисляет народы, которые благодаря латыни смогут ознакомиться с текстом, приписывая первоначальный выбор Бранта желанию придать немецкому как письменному языку статус, сравнимый со статусом итальянского, и тем самым привести муз гуманизма на берега Рейна:

Этот способ письма, наш счастливый мэтр Себастьян Брант, доктор права и первейший поэт, распространил среди большого числа людей, во имя общего спасения смертных, воспользовавшись народным наречием в подражание флорентийцу Данте и Франческо Петрарке, этим героическим поэтам, которые сочиняли замечательные поэмы на языке этрусков. Но поскольку «Наррогония», или «Корабль дураков» (который мы по справедливости можем именовать сатирой), необходим всем народам, я подумал, что мне стоило потратить силы на то, чтобы перенести его на латинские стихи, чтобы они приносили пользу всем народам, которые не имеют никакой связи с нашим языком. Это жители Галлии, авзоны[403], иберийцы, жители Паннонии, греки, наконец, те, кто не могут с легкостью читать и перечитывать поэму такого рода…

«Корабль дураков» будет переведен с латыни на другие современные языки, на французский, а также на английский и фламандский. Оставим в стороне проблему перехода с одной версии на другую (перевод не всегда точный, местами заметно стремление адаптировать текст и иллюстрации), чтобы подчеркнуть второй пункт: рост национальных рынков, которые неизбежно структурируются вокруг языкового сообщества, безусловно, благоприятный фактор для рынка переводных текстов. Мы присутствуем при возникновении своего рода новой корпорации, специализирующейся в этой области. В Лионе ее примером может служить августинец Жюльен Машо, но можно также упомянуть Якоба Лохера в Базеле, Хайнриха Штайнхёвела в Ульме или же Гийома Тардифа, чтеца Карла VIII. Типология функции автора, как и определение самого текста, в этих переводах настолько же запутанная, насколько оригинальна работа переводчика, и перевод часто сопровождается переписыванием текста заново, более или менее верным оригиналу. Для переводчика речь также идет о том, чтобы занять подобающее место в сообществе образованных людей, которое структурируется вокруг медиа, и потому отношения между оригиналом и переводом часто оказываются смещенными. Само сообщество, складывающееся вокруг книгопечатания, трансформирует его в способ утверждения собственной легитимности.

«Письма» (Epistolae) Марсилио Фичино, напечатанные в Венеции в 1495 году, представляют собой образец итальянской книги эпохи Ренессанса, в которой первая страница дана в великолепной гравированной рамке с античными мотивами. Книга посвящается Джулио Медичи (Муниципальная библиотека Тура).

«Корабль дураков» страсбургского врача Себастьяна Бранта представляет собой один из первых успехов книгопечатания в истории: первоначально опубликованный по-немецки (das Narrenschiff) в Базеле, затем он переводится на латынь (Stultifera navis), французский и другие народные языки. Речь идет о сборнике коротких текстов на темы морали, описывающих человеческий удел, каждый из которых проиллюстрирован гравюрой на дереве. Серия открывается знаменитым «Библиоманом», сумасшедшим коллекционером книг, который довольствуется тем, что сдувает с них пыль: «На корабле, как посужу,/Недаром первым я сижу./Скажите: «Ганс-дурак», и вмиг/Вам скажут: «А! Любитель книг!»/Хоть в них не смыслю ни аза,/Пускаю людям пыль в глаза». Увеличение числа книг благодаря книгопечатанию по-новому ставит вопрос оправданности чтения, а значит и вопрос цензуры.

География перевода также имеет значение. Исследование, выполненное для переводов Эзопа (53 издания), выявляет роль нескольких крупных центров: Аугсбург, где книгопечатники стремятся отличаться от своих соседей из Нюрнберга, открывая новые пути, придерживается модели Лиона – города сталкивающегося с конкуренцией со стороны Парижа или даже Италии. Венеция располагается на втором месте среди центров производства. Затем в Германии, как и в Италии, мы находим некоторое число городов, в которых мастерские печатают одно, а порой и несколько изданий Эзопа на итальянском языке: Милан, а также Брешиа, Болонья, Флоренция, Верона, Неаполь и т. д. или же, с немецкой стороны, Магдебург, Базель, Страсбург и Кёльн. Наконец, есть подчиненные рынки, которые естественным образом ориентированы на переводы основных классиков на народный язык: Англия (Вестминстер и Лондон), бывшие территории Нидерландов с Антверпеном и Дельфтом, а также Богемия (Прага) и Испания (Сарагоса, Бургос и Севилья).

Роль меньшинств: евреи

Еврейское книгопечатание соответствует специфической географии, которая, естественно, коррелирует с географией расселения еврейской диаспоры. Она прежде всего ставит проблему шрифтовой гарнитуры: печатать еврейские книги означает иметь в своем распоряжении особое оборудование, а следовательно, иметь специфический рынок, который оправдал бы подобные инвестиции. В Мантуе Аврахам Конат работает, возможно, с 1474 года[404], над изданием «Истории евреев» ин-кватро, затем над пособием по риторике[405]. На иврите печатают в 1475 году в Реджо-ди-Калабрии, по всей видимости, также в Риме, а Конат вступает в партнерство с Аврахамом Йедидяхом ха-Эзрахи из Кёльна для издания Perouch ha-Torah, в котором комментируется Пятикнижие (1475–1476), и для многих других изданий. «Псалмы» выходят в Болонье в 1477 году[406], а в Неаполь книгопечатание на еврейском языке завезено двумя иммигрантами из Южной Германии, Йозефом бен Якобом Ашкенази и его сыном Ацрилем Гунценхаузером[407]. Они, в частности, подготавливают издание «Псалмов» (1487), в котором текст отредактирован Якобом Ландау, по всей видимости, эмигрантом из этого города. Тогда между Неаполем и Испанией существовали очень активные связи. По мнению Моше Катане, на еврейском языке печатают в Монтальбане (возле Теруэля), практически в ту же самую эпоху, что в Италии, тогда как именно из еврейских типографий выходят первые португальские печатные книги: в Фару (1487), затем в Лиссабоне (1489) печатается комментарий к Пятикнижию – печатный станок установлен у эрудита Элиэзера Толедано[408]. Изгнание евреев из Испании в 1492 году грубо обрывает блестящую главу в истории еврейского книгопечатания.

Но основной центр производства располагается в маленьком городе Северной Италии, и Ашкенази с Рейна играют в этом событии главную роль. Нам известен некий Моше из Шпейера, чей сын, которого тоже зовут Моше, в середине XV века находится в Фюрте. Изгнание евреев из Баварии (1455), возможно, толкает его к тому, чтобы искать убежища в Италии. Его внук, врач и раввин Исраэль Натан бен Шмуэль, первым начинает заниматься книгопечатанием: он вынужден