Европа Гутенберга. Книга и изобретение западного модерна (XIII–XVI вв.) - Фредерик Барбье

еще и через мастерскую художников, декораторов и рубрикаторов. Преемственность тем более заметна, что наиболее состоятельная публика всегда отдает предпочтение рукописи: начиная с 1485 года Антуан Верар иногда печатает одно и то же издание с некоторыми вариациями – с простыми гравюрами, с гравюрами, раскрашенными от руки, или же с рисунками вместо гравюр. Когда в 1492–1493 годах он издает «Басни мэтра Алена на французском языке», один экземпляр готовят для подарка королю Карлу VIII, и в нем начальная гравюра не была напечатана, она заменена роскошной миниатюрой[416].

Вскоре, однако, динамика инновации все больше меняет форму собственно предмета, следуя нескольким принципам, совмещающимся друг с другом, причем основные из них касаются производителей. Под давлением конкуренции профессионалы становятся внимательнее к проблемам управления. Их желание снизить издержки и себестоимость, а потому и отпускную цену, постепенно приводит к стандартизации книги как печатного предмета, все больше удаляющегося от манускрипта как образца. К соответствующим изменениям относятся ограничение и даже исключение применения красок и рукописных добавлений, упрощение типографики, отказ от большинства сокращений, лигатур и т. д. С другой стороны, в силу все той же конкуренции каждый старается выделить свою продукцию и сделать ее привлекательнее. Это желание приведет к появлению титульного листа, которого не было в мире рукописей и который несет на себе определенные рекламные элементы, в том числе броский шрифт, на нем применяющийся, а также знак книгопродавца или печатника. Стремление сделать производителя узнаваемым вскоре сходится с интересами властей, которые начинают внимательнее относиться к проблемам, создаваемым развитием печатного производства, а потому видят в идентификации ответственных за то или иное издание – печатника и книготорговца или даже автора – способ контролировать их и в случае необходимости преследовать по закону. Наконец, не стоит забывать о том, что технические изыскания продолжаются, и что они также будут работать в качестве элемента, позволяющего проводить различия между производителями, выделяя, к примеру, тех, кто сможет первым овладеть сложным искусством печати музыкальной нотации[417].

Вскоре инновации возникают и со стороны потребителей, покупателей и читателей. Печатные книги доступны в большом количестве, и сам этот факт оказывается источником новых практик в таких областях, как классификация, чтение или работа со справочными материалами. В то же время появляются и распространяются определенные элементы, отвечающие на потребность в системе ориентирования в тексте: сначала фолиация, затем пагинация, а также различные системы классификации и индексации. Вскоре книгопродавцы тоже поняли выгоду, приносимую нововведениями, которые позволяют предложить читателям продукт, максимально подстроенный под его возможное применение. На титульном листе стали указываться преимущества того или иного издания, например, тот факт, что это новое издание, улучшенное по сравнению с предыдущим, дополненное, снабженное примечаниями, указателем, иллюстрациями и т. д. В ту же логику встраивается и упоминание имени авторов или дополнительных авторов, комментаторов или переводчиков, если они есть. Короче говоря, благодаря печати книга стала товаром, но именно этот статус превратил ее в предмет, реагирующий на внешнее воздействие и расположенный между миром производителей и миром потребителей. Продукт, именно как продукт, создает пространство инноваций, поскольку является местом схождения ограничений и сил, которые пронизывают поле производителей и «потребителей» – читателей. Именно функционирование рынка, сочетающего продукт и спрос, гарантирует связку «товара» и «фермента», еще не вполне выстроенную авторами труда «Появление книги».

Система-книга

Пространство текста, пространство книги, пространство чтения

Не возвращаясь к теории коммуникации, полезно будет выделить наиболее эффективные теоретические конструкции, которые можно использовать в анализе печатного объекта как носителя текста. Верстка обозначает повторяющиеся элементы, организующие страницу книги: это монтаж одного или нескольких блоков текста, наличие или отсутствие опорных элементов, более или менее развитых, возможные украшения, иллюстрации и т. д. – и все это располагается на чистой поверхности. Отметим, что, с точки зрения потребителя (читателя), книги из тетрадей («кодекса»), верстка строится не постранично, а блоками из двух открытых взгляду страниц (для западной книги оборотная сторона слева, а лицевая – справа). Именно в этом ключе работают верстальщики «Нюрнбергской хроники» (1493), которые стараются всегда сохранять равновесие между текстом и иллюстрациями. Особенно поражает вид Страсбурга на листах 139v°–140r°, на которых город занимает нижнюю половину, тогда как шпиль собора возвышается в центре, на внутреннем поле текста. Конечно, постраничное расположение текста может варьироваться, причем оно будет разным в зависимости от типологии страниц и их положения в книге: есть разница между страницами с колонтитулами, первой страницей, страницей приложения, титульным листом, указателями, таблицами и т. д. Используемый диспозитив указывает на природу представляемого текста: понятие книги сочетается с устройством книги и с принципом верстки текста, позволяя построить единое организованное целое, «систему-книгу».

Конструирование постраничного расположения текста продлится, на самом деле, на уровне книги, причем она может быть представлена как в одном, так и в нескольких томах. Книга работает в качестве системы знаков, в которой дискурсивные знаки, пусть они и составляют наиболее заметную и, возможно, наиболее важную часть, не являются единственными. В первую очередь надо будет предусмотреть формат, но также определиться с типографикой (шрифт и кегль) и внутренней организацией текста: и в этом случае «составление текста в форме книги» («mise en livre») неотделимо от «упорядочение текста» («mise en texte»). На Западе после революции семиологии, о значимости которой в XII и XIII веках мы уже говорили, текст функционирует согласно своей теории – как прозрачная система знаков, подлежащая использованию с целью получения определенного результата, то есть достижения вечного спасения, согласия, получения удовольствия, знания, информации, практических или, наоборот, теоретических познаний, и даже, что бывает чаще, сочетания всех этих целей. Инструментализация текста предполагает, что он в каком-то смысле объективируется: упорядочение текста указывает на присутствующие в книге физические элементы, которые определяют, продляют и расширяют это построение текста как определенного текста, относящего к определенной категории текстов, наделенного некоторыми качествами, подлежащего особого рода применению и даже предназначенного определенной публике.

«Нюрнбергская хроника» открывается указателем (Tabula) тем, рассмотренных в книге, которые упорядочены в алфавитном порядке: можно заметить очень тщательную компоновку страницы в два столбца, с нарисованным от руки инициалом для каждой буквы (инициал А не указан) и букв крупных модулей для подразделов (A, Ad, Af, Ag и т. д.). Отсылки идут к разным листам. В заглавии указателя в нескольких строках расписывается, как надо его использовать. Благодаря печатанию книга становится машиной, разные свойства которой упрощают ее использование: «Хроника» показывает, как человеческая память отныне экстериоризируется, поскольку указатель позволяет читателю быстро найти интересующий его отрывок (Муниципальная библиотека Валансьена).

Из природы печатной книги как товара вытекает, что текст тоже может стать товаром. В некотором смысле на стадии рукописи местом создания книги является сама книга, по определению уникальная, и переписчик не боится добавлять что-то к этому тексту, дополнять его или же подвергать более или менее глубокой переработке. Но благодаря типографии и умножению числа сходных экземпляров текст перестает быть «законопаченным нутром интериорности» (Жак Деррида), интериорности автора или переписчика/автора, поскольку автор – уже не единственный, кто отвечает за текст (в теории коммуникации принято говорить об эмиттере). Складывается совершенно новая ситуация: в определенной мере текст дается априори – в этом новом произведенном предмете, которым является печатная книга. В то же время в нем задействованы все агенты цепочки существования книги, начиная с инвестора и заканчивая читателем. Все в той или иной мере участвуют в «изготовлении» текста, так что его современное определение будет привязывать его к той точке, в которой устанавливается шаткое равновесие между уже созданным и воспроизведенным предметом и тем, что требует конструирования в его собственном процессе медиации.

Даже если отставить в сторону проблему чтения как одной из практик, конструирование текста и в самом деле происходит из диалектики профессионалов книги и публики: книготорговец будет публиковать (значимо само это слово) то, что, по его мнению, может иметь успех. Более того, некоторые авторы будут выстраивать свое творчество, ориентировать его в зависимости от возможности этого успеха, как показывает пример Рабле и его «Пантагрюэля». Рабле, бакалавр из Монпелье и известный врач из больницы «Отель-Дье» в Лионе (1532), опубликовал несколько научных работ к тому времени, когда с удивлением узнал об успехе на ярмарке небольшой популярной книги «Гаргантюа». Вначале он пишет продолжение романа – «Пантагрюэль» – из-за денег и публикует