Европа Гутенберга. Книга и изобретение западного модерна (XIII–XVI вв.) - Фредерик Барбье

уехать из Шпейера в 1480 году в Ломбардию, где Сфорца поощряют устройство вновь прибывших в Сончино, к северу от Плезанса (1483)[409]. Сончино (известно, что евреи брали топонимы в качестве фамилий) печатают разнообразные небольшие трактаты: «Избранные жемчужины» (1484), «Изучение мира» (1484), «Поучения отцов» (ок. 1484) и в особенности «Предшествующие пророки» (1485) и «Последующие пророки» (1486) до появления первой еврейской Библии (1488). Они также были первыми, кто ввел в типографское дело буквы с огласовками. Около 1490–1491 годов напряжение начинает снова расти, Сончино покидают места, которые их приняли, и постепенно утверждаются в качестве книгопечатников по всему бассейну Средиземного моря: в Брешии (1491), Пезаро, Неаполе (где Библия в формате ин-фолио напечатана около 1492 года), а также в Салониках и Константинополе. Гершом Сончино, чья деятельность в Брешии знаменует собой апогей в истории династии, подписывает Пятикнижие формулой «Гершом, сын мудрого рабби Моше из Сончино, чье немецкое имя Мецлан Шонцин» (1492): если Шонцин отсылает к топониму Сончино, Менцлан может быть произведен от Майнца/Майнцера и, возможно, указывает на место обучения профессии печатника в семье[410]. Та же самая мастерская публикует новую еврейскую Библию в 1494 году[411].

Еврейские мастерские в самых разных планах связаны друг с другом: Хеблер выдвигает гипотезу, что печатник Абрахам бен Хаджим в Ферраре, а затем в Болонье в период 1477–1482 годов вначале сотрудничал с предприятием Сончино. Хаджим сам происходит из семьи красильщиков (tintori) из Пезаро[412]. Странствующие корректоры также работают в этих разных мастерских, как например Иозеф Хаджим бен Аарон из Страсбурга в Болонье в 1482 году. Его брата Габриэля бен Аарона мы встречаем в Сончино в 1484 году. Таким образом, в целом принцип общины, сначала действовавший на базе внутриконфессиональных связей, действует через торговые, семейные и профессиональные (образовательные) сети, крепкие и очень продуктивные. Книги этих типографий адресованы прежде всего самим евреям. После 1492 года еврейское книгопечатание по модели многоязычных изданий также развивается в центрах западного гуманизма, в Италии и в долине Рейна. Именно через ученых Рима и долины Рейна (Базель) Рейхлин обучится языку и филологической критике еврейского языка: известно, какое место «дело Рейхлина» занимает у истоков научного еврейского книгоиздания на Западе.

Краткий анализ географии распространения печатных станков в эпоху инкунабул позволяет выделить три основных пункта.

1. В конце XV века в 75 европейских городах существует хотя бы одна книгопечатня, при этом география распространения типографий сместилась в двойном противоречивом движении. На первом этапе книжные сети все больше расширяются с появлением множества городов, в которых есть одна или несколько книгопечатен. Но за одно поколение концентрация усиливается и наиболее мощные центры начинают собирать вокруг себя основной поток деятельности. Они образуют нечто вроде олигархии, господствующей в отрасли, и организуются в сети через посредство городов-ярмарок – на первом месте среди них в XVI веке находится Франкфурт. Книготорговля стала коммерчески выгодна, деятельность отрасли структурируется, и в то же самое время в типологии крупных печатников-книготорговцев главное место занимают люди, которые были самыми настоящими предпринимателями, наподобие жителя Майнца Петера Шеффера, парижанина Жана Пети или же Антона Кобергера из Нюрнберга.

2. Через призму географии типографий мы наблюдаем действие пары интеграция/дифференциация, вокруг которой выстраивается вся география Европы в Новое время. Перед нами не застывшее целое, но подвижная реальность, пространство, собирающееся и распадающееся от эпохи к эпохе в зависимости от сложившейся ситуации, отношений спроса и предложения и некоторых значимых событий (войны, разграбление Рима в 1527 году, даже падение некоторых королевств в самый разгар модернизации, как это произошло с Венгрией после битвы при Мохаче). Если особое место отводится распределению печатных станков, то это потому, что в данном случае исследователь располагает наиболее полными серийными источниками, но оно может быть понято только в связи с другими конститутивными факторами экономики книги: географией рабочей силы и распространения, а также сетей финансирования и оплаты.

3. Наконец приблизительная типология городов и регионов книгоиздания в итоге позволяет различать три главных группы.

Первая – это пространства со множеством центров. Это немецкая модель, в которой печатное производство обеспечивается плотной сетью городов, некоторые из которых, как например Нюрнберг, Кёльн и Лейпциг стоят во главе отрасли. Похожая ситуация в Северной Италии вплоть до Тосканы, пространства, просто испещренного городами, в которых есть книгопечатание, но где существует ярко выраженный перекос в сторону Венеции. Такой принцип организации, согласно которому книжные склады децентрализованы, а функции руководства выполняются городами-ярмарками, лучше всего подходит для того, чтобы избавиться от политических категорий (что, как мы увидим, окончательно утвердится в Лейпциге в 1767 году[413]), и лучше всего сопрягается с географией собственно экономики и в особенности торговли. И наоборот, наблюдается феномен «парадоксальной открытости», когда упрощенная циркуляция и близость к крупным городским центрам препятствует развитию деятельности по книгоизданию в регионах, исходно очень для нее благоприятных: таков случай севера нынешней Франции, в которой единственная книгопечатня в XV веке – очень недолго просуществовавшая мастерская Жана из Льежа в Валансьене. Точно так же в Пикардии, как считает Альбер Лабар, близость Парижа, Руана и Голландии объясняет отставание в распространении печатных станков: на постоянной основе мастерские организуются в Амьене только в 1609 году, в Бове – в 1615-м, в Сен-Кантене – в 1627-м, еще позднее в Лане, Суассоне, Нуайоне и Абвиле (хотя в последнем и была мастерская по изготовлению инкунабул).

Вторая модель – модель пространства, в котором доминирует небольшое число центров, а нередко и один-единственный основной центр, деятельность которого получила особое развитие: самый яркий пример дает Франция, но можно также указать на Англию. В данном случае наиболее очевидно соответствие между географией книги и политической географией, тогда как принцип централизации все теснее связывает политические и культурные категории: «иллюстрация» монархии высокой письменной культурой будет систематически производиться Франциском I начиная с 1515 года. И, наоборот, в рассматриваемом пространстве повсюду действует диалектика центра и периферии: концентрация все больше происходит так, чтобы поставить в привилегированное положение город, обеспечивающий высшие функции управления и представительства, хотя процессы, которые устанавливают модель «пустыни», оказываются, как показал Жан-Доменик Мелло, гораздо более длительными и сложными[414].

Третья модель – модель окраинных в масштабах книгопечатной Европы регионов. Распространение технологии расходится кругами от эпицентра, располагавшегося в долине Рейна, опираясь на группу более активных и новаторских проводников. Англия еще в течение нескольких поколений будет оставаться подчиненной территорией, она импортирует основную часть своих книг с континента, тогда как ее собственные книгопечатники специализируются на производстве литературы на национальном языке. До некоторой степени сопоставимая схема существует и на восточном фланге Европы, где отставание будет наверстываться, но с большим трудом, из-за слабости политической власти или, как в Венгрии, из-за внешних событий, таких как оттоманское нашествие и падение королевства… Можно также вспомнить пример скандинавских стран.

Изучая географию распространения печатных станков, мы остаемся на уровне «железа», наиболее очевидном, но, как можно было догадаться, именно на уровне «софта» с наибольшей эффективностью разворачиваются процессы дистанцирования и господства. Отставание, накопленное на уровне нового медиа, будет не так-то просто ликвидировать. Оно также сопровождается некоторым отставанием в циркуляции идей, а также в области общественной и политической модернизации. Короче говоря, это отставание оказывается у истоков процесса дестабилизации и господства, которые играют на руку группам, дальше всех продвинувшимся в контроле и использовании медиа – процесса, близкого тому, который мы предложили называть формой «коммуникационного империализма»[415] и который, как показали крупные изменения на рубеже нашего столетия, стал одним из основных факторов анализа геополитики. Это проблематика «бедных» в области образования и информации, которые, как известно, присутствуют не только в географии окраинных регионов, но также более или менее очевидным образом в самом сердце самых современных и передовых стран.

Глава 8. Природа текста

Сегодня все дисциплины возрождены, языки установлены […]; на моем веку по божественному наитию было изобретено столь элегантное и правильное печатание, вошедшее в употребление […]. Везде полно ученых людей, ученейших проповедников, обширнейших библиотек…

Рабле

ГУТЕНБЕРГ и первые типографы предлагают своей аудитории продукт, максимально близкий к рукописи. Шрифт 42-строчной Библии следует образцу textura, постраничное расположение текста – то же, что в монументальной Библии, причем Гутенберг всегда стремится печатать первую страницу в два цвета (черный и красный), к тому же печатная продукция, выходя из типографии, проходит