Европа Гутенберга. Книга и изобретение западного модерна (XIII–XVI вв.) - Фредерик Барбье

от одного издания к другому, причем в некоторых случаях довольно значительно, на что автор далеко не всегда дает свое разрешение. Однако понимание им своей работы и своего достоинства проявляется обратным образом, когда Брант жалуется как раз на такие изменения, так что именно успех произведения делает автора уязвимым. Во втором базельском издании (1495) им добавлены две дополнительные главы, чтобы предотвратить возможные подделки, которые бы нанесли ему урон (производители контрафакта не могли сразу достать эти дополнения, ранее не издававшиеся)[429]. Когда Грюнингер из Страсбурга «обогащает» в 1494 году исходный «Корабль», увеличивая его объем примерно с 7000 до 11000 стихов, Брант в третьем базельском издании (1499) жалуется на это. Переход от одного языка к другому сопровождается новыми искажениями: при переводе с немецкого на латынь меняется порядок глав, тогда как изменение порядка изложения приводит к изменению содержания, а библейские или классические цитаты заменены на просторечные немецкие выражения. Французские переводы Пьера Ривьера и Жана Друэна существенно отличаются от оригинала, причем второй перевод Жана Друэна (La Grant nef des folz du monde, 1499) выделяется дополнительными изменениями по отношению к его первому переводу – теперь от поэзии он перешел к прозе.

Та же самая история Бранта дает нам еще одну весьма красноречивую иллюстрацию новой расстановки сил между книготорговцем и автором. К 1500–1503 годам Антуан Верар публикует в Париже текст Жана Буше, близкого друга Ривьера, под заглавием Regnards traversans…[430] Крупный парижский торговец, нисколько, с нашей точки зрения, не стесняясь, приписывает эту книгу автору «Корабля дураков», Себастьяну Бранту, имя которого, как он, очевидно, полагает, способно обеспечить книге успех:

Лисы, пересекающие / опасные пути / дурацкой доверчивости мира / Сочиненные Себастьяном Брантом, который в прошлом сочинил Корабль дураков / Напечатано в Париже. И многие вещи сочинены другими деятелями…

У одураченного молодого автора на самом деле не было средств противостоять Верару, однако он пожалуется на такое обхождение в одном из отрывков своих «Моральных и семейных посланий странника» (Пуатье, 1545): Верар утверждал, что текст принадлежит Бранту, хотя последний никогда не знал французского. Такой подход тем более шокировал автора, что книготорговец, пусть даже он добавил несколько новых отрывков, сохранил основную часть текста. Дело, судя по всему, дошло до парижского суда Шатле, где в конце концов стороны пришли к соглашению, и можно даже предположить, что «подарок», преподнесенный автору, заключался собственно в напечатанных книгах:

Сначала были Лисы пересекающие / В тысяче пятисотом году, когда мне было двадцать пять лет /

Потом господин Верар, ввиду моей юности / Изменил имя, это была хитрость с его стороны/

На имя господина Бранта / Немца весьма ученого/

Который не знал по-французски / О чем я молчу, боясь привлечь неприятности /

Хотя я и был раздосадован тем, что этот Верар / расставил все иначе, /

И выбросил большую часть сочинения, / Что для меня оскорбление и против чего я выступаю /

В Шатле, где он меня умилостивил / Преподнеся подарок, мне посвященный…[431]

Здесь можно вспомнить о том, что Верар не стесняется вписать и самого себя в изображаемую сцену, подменяя автора в каноничной сцене подношения экземпляра королю: великолепным примером является уже упоминавшийся случай «Басен мэтра Алена», еще более красноречивый потому, что автор сам фигурирует на заднем плане, где он изображен разговаривающим с ангелом.

Благодаря книгопечатанию в начале XVI века постепенно формируется фигура выдающегося автора, имя которого, как в случае Эразма, само выступает поводом для покупки книги, так что книгоиздатели, конечно, легко его публикуют, но кроме того у них возникает искушение подделывать его произведения. С другой стороны, вокруг медиа и книги выстраивается сеть знакомств и научных репутаций, в которой нужно быть своим, чтобы сделать карьеру. Профессионалы печатного дела и книготорговли часто будут играть в ней ведущие роли, по примеру Альда Мануция. Альд, приехавший в Венецию в 1490 году, быстро завязывает отношения с учеником Константина Ласкариса, Джорджо Валла, преподавателем гуманитарных наук в Венеции. Вскоре вокруг печатника складывается группа гуманистов, среди которых Анджело Полициано, Пьетро Бембо, Анджело Габриэль, а его дом в Сант-Агостино становится местом оживленных встреч эрудитов и интеллектуалов, благо, события конца века превращают Венецию в тихую гавань тогдашней Италии. В 1502 году группа организуется в виде «Альдинской академии», вдохновившись примером Флоренции и выступая пространством для общения и канцелярией. В колофоне «Софокла» 1502 года впервые используется формула «Venetiis in Aldi Romani Academia» («В Венеции, в Альдинской академии»), тогда как на листе, напечатанном по-гречески, указаны «Статуты новой Академии». Проект, весьма неопределенный, стремится продвигать «греческое наследие», но прошло совсем немного лет, как новая организация приходит в упадок. После нескольких попыток уехать из Венеции Альд в предисловии 1514 года возвращается к провалу своих эллинистических начинаний. В следующем году он умирает. Также можно вспомнить о корреспондентах Эразма и его «любимой» в каком-то смысле книгопечатне, принадлежащей Иоганну Фробэну из Базеля. Или же о парижских печатниках начала XVI века и о бесчисленных предисловиях, опубликованных Жосом Бадом.

В противоположность этим примерам, которые подчеркивают роль посредника, книготорговца или книготорговца-печатника, история издания «Путешествия в Святую землю» иллюстрирует усиление власти автора и художника. Художник Эрхард Ройвих из Утрехта сопровождает в апреле 1483 года настоятеля капитула Майнца Бернгарда фон Брейденбаха (ум. в 1497) во время паломничества в Святую землю. Прибыв в Венецию в мае, Брейденбах со своими спутниками и слугами останавливаются у Угельхеймера, который, как мы уже отмечали, интересовался делами печати и книжного дела. Затем они поднимаются на судно, путешествие продолжается, и во время этого путешествия Ройвих делает большое число набросков. Они будут использованы для серии иллюстраций роскошного «Путешествия в Святую землю» (Peregrinatio in terram sanctam), опубликованного в Майнце в 1486 году на латыни, причем вскоре был издан и немецкий перевод[432]. Книга открывается листовой гравюрой, в центре которой на троне возвышается женская фигура, окруженная гербами трех путешественников – самого автора, Иоганна фон Зольма и его вассала Филиппа фон Бикена, но заглавие книги не приводится. Поскольку никакой другой работы Ройвиха не известно, а шрифты принадлежат Шефферу, можно предположить, что они были знакомы и книга печаталась в мастерской Шеффера.

Печатное Peregrinatio представляет собой весьма современный объект, и в первую очередь в силу желания автора и художника нажиться на интересе библиофилов, что подтверждается наличием тиражей с иллюстрациями на пергамене, предназначавшихся наиболее состоятельным покупателям. Примером может быть поразительный «Вид Венеции» (длиной 1,6 метра!), конфискованный в Библиотеке Ватикана в 1799 году и в настоящее время находящийся в Париже[433]. Известны и другие примеры аналогичных спекуляций, в частности проведенные Дюрером с его «Апокалипсисом» в 1498 году. Современные нотки заметны тут и в содержании (жанр – рассказ о путешествии), и в материальной форме книги (ксилографии). Но они также заметны и в разветвлении издательской деятельности: сначала книга была опубликована на латыни для международной аудитории клириков, затем был тотчас издан немецкий перевод, который позволил расширить аудиторию, охватив и тех читателей, которые не владеют латынью. Поскольку гравюры используются для обоих изданий, стоимость издания еще больше падает. Через два года выходит перевод на фламандский, возможно, подготовленный Ройвихом и напечатанный также в Майнце. Успех Peregrinatio объясняет то, что произведение вскоре начинают подделывать – на немецком оно выходит у Зорга в Аугсбурге (1488), в Шпейере у Драха (1490) и там же на латыни (1490). Другие печатники и книготорговцы финансируют переводы и на другие языки: французский перевод выполняется Никола Ле Уэном и печатается в Лионе в книгопечатне Топье и Эремберка с 1488 года, причем Ле Уэн также совершил паломничество в Иерусалим[434]. Второе издание выходит, опять же в Лионе, у Гаспара Ортуэна в 1489 году, оно иллюстрируется гравюрами первого майнцского издания, которые, видимо, были переданы Шеффером его лионскому коллеге. В 1498 году выходят еще два перевода – чешский (в Пльзене) и испанский (в Сарагосе), причем успех Peregrinatio продержится до начала XVI века. Повторим, что отсутствие какой бы то ни было структуры по защите продуктов умственного труда объясняет раннее появление и быстрое распространение подделок, которые еще больше упрощает политическая раздробленность. Однако эта динамика свидетельствует также о расцвете всей отрасли в целом и оживлении спроса со стороны читательской аудитории, теперь уже довольно многочисленной.

Наконец, история гебраиста Иоганна Рейхлина иллюстрирует то, как в начале XVI века сообщество авторов, ученых и «книжников» организуется в группы влияния. В центре