Когда женщины правили Пятой авеню. Гламур и власть на заре американской моды - Джули Сэтоу

профессиональные, качественные, хоть и не под заказ, изделия, которые продавались по умеренным ценам. Интуитивно предугадывая моду нового сезона, Джеральдина поставила перед Джин задачу исследовать эту сферу. Джин обнаружила, что передовые позиции занимает прет-а-порте, а значит, «Бендель» – в первых рядах. «Поезжай в Европу, купи, что понравится, – напутствовала ее Джеральдина. – Если ничего не понравится, ничего не покупай». «Ни один коммерсант в Нью-Йорке, – вспоминала Джин, – да и в любом другом месте Америки, ничего подобного бы не сказал. Я отправилась в путь без бюджета и просто покупала то, что приглянулось лично мне»[454].

А приглянулись ей некоторые платья от «Клоэ» и «очаровательные безделушки», которые она обнаружила в Лондоне[455]. Дальше Джин поехала в Швейцарию, но не приобрела там ничего, а вот в Италии – наоборот, закупилась по полной, благодаря двум миланским фотографам, друзьям Джеральдины. Фотографы отвели Джин в небольшой домик с мастерской на нижнем этаже, где она застала погруженную в шитье «каких-то очень милых платьев» Мариуччу Манделли, которая позднее создаст модный дом готовой одежды «Криция»[456]. Джин набрала там, сколько смогла унести, и на следующие три десятилетия «Бендель» останется верным поклонником этого итальянского бренда.

В тот же месяц, когда Джеральдина под скептическими взглядами критиков открывала свою революционную Улицу лавок, «Бендель» представил европейские находки Джин в новом отделе – лавке «Малый тираж», чье название намекало на то, что здесь продаются отборные изделия тонкой работы, изготовленные в чрезвычайно ограниченных количествах. То есть отдел предлагал оригинальные модели и – святой грааль розничной торговли – эксклюзив. «Если не считать жестокой простуды или ссоры с возлюбленным, – писала “Нью-Йорк Таймс” в модном обзоре, – самое деморализующее событие в жизни женщины – это прийти на светское мероприятие в последней обновке и увидеть там еще двух дам в таких же нарядах. Отныне в “Генри Бенделе”, где уделяют самое пристальное внимание психологическим нюансам дам и моды, можно купить нечто вроде страховки от катастрофы»[457].

Охота за эксклюзивом была жизненно важным элементом стратегии «Бенделя». По мере укрупнения предприятий отрасли, расширения филиальных сетей и дискаунтеров, в конце 50-х и начале 60-х конкуренция между универмагами предельно обострилась. При этом «Бендель», будучи по размерам раза в четыре меньше «Бергдорфа Гудмана» или «Блумингсдейла», физически не мог делать крупные заказы у известных французских модных домов. В результате его стали вытеснять с имеющего первостепенное значение рынка европейской высокой моды, поскольку модельеры обходили универмаг стороной, предпочитая выгодно продавать эксклюзивные права на свои изделия магазинам покрупнее.

Вместе с тем рынок наводнили качественные копии моделей французской высокой моды. «Бендель» тоже торговал копиями парижских оригиналов, но в 1961 году Джеральдина приняла радикальное решение, подведя черту под этой многолетней традицией. Переломный момент наступил, когда закупщицы «Бенделя» в очередной раз отправились на парижские показы, планируя отобрать наряды, не привлекшие внимания конкурентов – так называемые «дремлющие фасоны». Но потом они поняли – хотя было уже слишком поздно, – что «Орбахс», универмаг из среднего ценового сегмента, уже успел закупить ровно те же самые модели. «Мы не могли тягаться с “Орбахс”, – рассказывала Джеральдина. – Там делают прекрасные копии, но им это обходится дешевле, чем нам»[458].

«Бендель», с одной стороны, оказался без эксклюзивных контрактов, а с другой – больше не мог себе позволить торговать копиями французских моделей, и Джеральдина объявила, что отныне закупщицы прекращают посещать парижские показы высокой моды. «С нашей стороны неразумно инвестировать существенные суммы в просмотр этих коллекций, – говорилось в письме Джеральдины, где она объясняла французским кутюрье свое решение. – Мы, по понятным причинам, не можем рассчитывать на эксклюзивность, и при этом не считаем изготовление недорогих копий хорошей идеей для нашего универмага, поскольку вынуждены конкурировать с магазинами, продающими копии тех же самых моделей по ценам гораздо ниже наших»[459].

Джеральдина, блестяще сумевшая вывести «Бендель» на передовые позиции мира моды, твердо придерживалась идеи, что дело универмага – удовлетворять потребность клиенток, «но это – потребность не в знаменитых брендах с Седьмой авеню, которые и без того продаются в любом магазине, а в стильной, сделанной со вкусом одежде». Чтобы найти такую одежду, – говорила она, – «наши закупщицы должны проявить творческий подход»[460]. Джин, которая до «Бенделя» работала в «Гюнтере Екеле», меховом магазине старой школы, с готовностью взялась за эту задачу. Слоняясь по Парижу в начале 60-х, она «как-то набрела на магазинчик с прелестными, прелестными свитерами в витрине», – вспоминала Джин. Она осторожно вошла внутрь, и человек за прилавком в ответ на ее расспросы рассказал, что эти свитера придумала его жена. «Человека звали Сэм Рикьел, а его жену – Соня, – говорила Джин о женщине, которая скоро станет одним из самых известных в мире модельеров. – Соня не знала английского и сильно смущалась. Я потом часто говорила ей, что ни одна другая женщина так не домогалась ее мужа, как я. В те годы Джин также открыла Эммануэль Хан, которая занималась тогда коллекцией для «Кашарель», и еще она стала первой американкой, купившей меха от «Фенди», «задолго до того, как они появились в других местах». Однажды, – шутила Джин, – ей довелось поработать моделью для Валентино на их встрече в Италии. «Господин Валентино подготовил тогда свою первую коллекцию прет-а-порте для “Бенделя” и решил все примерить на меня! – вспоминала она. – В общем, как видите, мне жилось нескучно»[461].

Джин, которая была на два года старше Джеральдины, устроилась в «Бендель» незадолго до того, как ту назначили президентом, и этот дуэт проработает бок о бок следующие 30 лет, подталкивая друг дружку вперед и совместными усилиями выстраивая репутацию универмага в мире моды. «За все закупки у нас отвечает Джин Розенберг, блестящий коммерсант в модной сфере, которая пришла в “Бендель” за полгода до меня, – будет рассказывать Джеральдина много лет спустя. – Моя задача – очертить образ и стиль нашего магазина, а Джин подбирает одежду, которая этот стиль отражает»[462]. В узком кругу Джин считали «камертоном моды “Бенделя”»[463], говоря, что она для Джеральдины – как Иоанн Креститель для Иисуса[464]. «Джеральдина и Джин жили в симбиозе, – рассказывал модельер Джеффри Бэнкс. – То, что нравилось Джин, неизменно нравилось и Джерри»[465].

В те времена, когда Джин рыскала по Европе в поисках малоизвестных модельеров, рынок прет-а-порте продолжал пребывать в состоянии «Дикого Запада». «Никто не давил на нас, не заставлял размещать крупные заказы, – вспоминала она. – Можно было взять на пробу все что угодно. Купить шесть экземпляров. Им просто нравилось продавать, это было славно». Занимаясь закупками, Джин прислушивалась к внутреннему голосу, следовала интуиции. «Джеральдина всегда говорила: “Мы не можем покупать то, что покупают все. Не