Когда женщины правили Пятой авеню. Гламур и власть на заре американской моды - Джули Сэтоу

будем никого копировать”». «Товар у нас должен быть свой, – наставляла она закупщиц, – такой, какой хотим мы сами»[466]. Ее постоянная мантра: «Мода говорит: “Будь, как все”, стиль говорит: “Будь собой”»[467].

Джин закупалась у мелких модельеров, которых инструктировала по поводу американских размеров и нередко просила кое-что поправить в подборе тканей или в отделке. «Мы ездили с мерными лентами, где одновременно были сантиметры и дюймы», – рассказывала Пат Теннант, закупщица, пришедшая в «Бендель» чуть позднее Джин и часто сопровождавшая ее в первых поездках в Европу[468]. У Джин была тонкая кость и миниатюрная фигурка идеального 6-го размера (сегодняшний нулевой), и она порой выступала в качестве модели, примеряя одежду на предмет соответствия стандарту. И нередко именно по ней – как это было в случае с Валентино – подгоняли готовую одежду. Джин утверждала, что она отчасти ответственна за пристрастие в «Бенделе» к женщинам с небольшими размерами. «Возможно, именно на мне лежит вина, что у нас такие худенькие клиентки – потому что я сама худая», – говорила она[469].

Мало того, что Джин и Пат во время европейских поездок пользовались беспрецедентной свободой выбора и могли закупать на свой вкус все, что заблагорассудится, Джеральдина еще и буквально требовала, чтобы они тратили деньги напропалую. «Она всегда настаивала, чтобы мы останавливались в “Рице”, “Хасслере”, в лучших отелях, – рассказывала Пат. – Чтобы мы наблюдали, во что одеты люди, за их манерами – пожалуй, несколько по-снобски»[470]. По выходным юные дамы расширяли кругозор. Пат, которая в то время специализировалась на закупках для «Юной Бендель», отдела сравнительно недорогой одежды для стильных девушек, порой пересекалась со своей главной соперницей, закупщицей для отдела «Мисс Бергдорф» универмага «Бергдорф Гудман», и они вдвоем могли отправиться, например, в Вену – послушать оперу или посмотреть на липицианских лошадей. «Это было фантастически увлекательно», – вспоминала Пат[471].

Но в работе с новичками-модельерами в сфере прет-а-порте имелись свои минусы. Как правило, они вели малый бизнес со скудным бюджетом и без должного опыта. В отличие от крупных европейских модных домов, которые выстроили налаженные, симбиотические отношения с американскими универмагами, регулярно, каждый сезон поставляя им очередную коллекцию, новички были куда менее организованы. «Несоответствие размеров, ненадежность поставок, неровное качество, завышенные цены, сложности с повторными заказами» – вот лишь некоторые из претензий в их адрес со стороны американских магазинов, согласно статье в «Нью-Йорк Таймс»[472]. Но в «Бенделе» приняли этот хаос – он, мол, повышает увлекательность шоппинга. В «Малом тираже» ассортимент мог меняться без всякой системы: прибыла новая коллекция, и в отделе все по-другому. Поэтому посетительницы никогда не знали заранее, что они застанут, придя в магазин, – «из катастрофического беспорядка рождалось приключение»[473]. Чтобы модели оставались эксклюзивным, в «Бенделе» соблюдался режим секретности, на одежду нашивались ярлыки универмага, дабы другие не умыкнули модельера, прознав его имя. «Вот уже полтора года посланцы “Бенделя” прочесывают парижские закоулки в поисках эксклюзивных дизайнеров, – сообщала “Нью-Йорк Таймс”, – но имена находок спрятаны в “бенделевских” папках с грифом “Совершенно секретно”»[474].

Поначалу стратегия конкурентной борьбы «Бенделя» работала, но долго так продолжаться не могло. Если летом 1959 года Джин была единственной американкой на показе «Клоэ», то уже к зиме американские закупщики наводнили всю Европу, копируя каждый ее шаг. «Нам приходилось теперь все делать украдкой, – вспоминала Пат, – закупщицы из других магазинов следовали за нами по пятам или попросту подходили и спрашивали, какие у нас планы. Мы даже глазом не успели моргнуть, как все это стало широко известным»[475]. Через три месяца после открытия «Малого тиража» «Нью-Йорк Таймс» опубликовала список универмагов, направляющих закупщиков в Европу, в их числе «Бергдорфс», «Лорд энд Тейлор», «Мейсиз», «Блумингдейлс», «Орбахс». «Объемы сделок нью-йоркских закупщиков впечатляют, – написала газета в статье под названием “Европейская готовая одежда манит закупщиков из Нью-Йорка за границу”. – Суммы оцениваются по-разному – одни говорят о “самом крупном в истории магазина зарубежном бюджете”, а другие – о том, что “это больше, чем когда-либо выделялось на покупку оригиналов от-кутюр”». Один только «Блумингдейлс» приобрел 40 коллекций[476].

К началу 60-х прет-а-порте окончательно перестал быть рыночным сектором, который «Бендель» считал исключительно своей вотчиной. «Американским закупщикам сейчас что съездить в Европу, что – на Седьмую авеню, одинаково несложно», – с грустью говорила Джеральдина[477]. «Мы обладали чуть ли не исключительным правом на европейский прет-а-порте, в то время как остальные магазины сосредотачивались либо исключительно на высокой моде, либо на недорогих товарах»[478]. Но Джеральдина продолжала твердо стоять на тезисе о том, что «эксклюзивность абсолютно необходима» и что прет-а-порте для «Бенделя» – товар первостепенной важности, где бы его ни закупили, хоть в Париже или Флоренции, хоть на Седьмой авеню или в Гринвич-Виллидж[479].

Для французских кутюрье не имело особого смысла предоставлять «Бенделю» эксклюзивные права, и фабриканты с Седьмой авеню в этом плане ничем не отличались. Но Джеральдина придумала умную стратегию нейтрализации главного минуса – сравнительно мелких размеров ее универмага. «Как, учитывая сумму выручки “Бенделя” от продажи прет-а-порте, Джеральдине все же удалось убедить видных фабрикантов с Седьмой авеню заключать с нею эксклюзивные контракты, если ее покупательная способность не приносит им ощутимого дохода?» – задавался вопросом отраслевой журнал «Клоутс». «Будучи некогда редактором модного раздела в “Гламуре”, – отвечал сам себе автор, – Джеральдина не испытывала недостатка в деловых связях. Трудно отмахнуться от решительно настроенной – и весьма привлекательной – главы универмага». Джеральдина, по его выражению, «вкрадчивостью и лестью» выторговала себе контракты с исключительными правами, но на весьма ограниченные периоды – порой всего на одну-единственную неделю. «Но зато в эту неделю все витрины и рекламные публикации буквально трубили о новом эксклюзиве. Кроме того, и у самой Джеральдины, и у ее закупщиц вместе с главой отдела продаж тоже было что предложить взамен – они, казалось, знали, каким будет рынок моды завтра и нередко указывали фабриканту на некоторые тенденции, которые только начинали маячить на горизонте»[480].

Наряду с ростом сектора прет-а-порте на розничном рынке 60-х возникла еще одна знаковая тенденция – начали появляться бутики, новая реалия на рынке. Они были меньше универмагов, их целевая аудитория включала в себя стильную, «продвинутую» молодежь, которой они предлагали уникальные, авангардные, то и дело обновляющиеся фасоны, отражающие последние веяния в моде. Бутики стали результатом взрывного всплеска молодежной культуры тех времен, когда поколение бэби-бумеров входило в подростковый возраст, а тинэйджеры 50-х пересекали рубеж 20-летия. Появилась «новая экономика, взлелеянная небывалым урожаем послевоенных детей, которые, достигнув совершеннолетия, оказались в условиях самого высокого за всю историю человечества уровня жизни», – писал «Вименз Уэр Дэйли», отмечая, что эта волна не обошла