Когда женщины правили Пятой авеню. Гламур и власть на заре американской моды - Джули Сэтоу

вице-президента «Бенделя» по финансам, одного из немногих мужчин в штате универмага и единственного бухгалтера в океане творческих личностей. «В магазине всем заправляли женщины, одни сплошные женщины за исключением Чарли, – вспоминала Кэрол Браун, одна из закупщиц. – Он был лучший в своем деле»[499]. На девять лет старше Джеральдины, Чарли в работе с ней самой и с закупщицами вел себя по-отечески. «Для всех наших закупщиц я – отец-наставник, – говорил он, – и учитель розничной математики. Они – творческие люди, художники, которые приводят клиентов. Я же конвертирую продажи в доходы»[500].

Каждую среду после обеда закупщицы – нередко в компании с Чарли – собирались в кабинете Джеральдины обсудить последние находки – шелковый халат из магазинчика в Китайском квартале или новое крафтовое мыло из итальянской деревушки. Они дискутировали по поводу оформления прилавка с чулками и дизайна новых пакетов для косметики. Собрание могло длиться часами, Джеральдина курила одну сигарету за другой, жестикулировала, характерно всплескивая руками и позвякивая многочисленными браслетами, и со своей театральной интонацией называла всех «дорогушами». Порой она приглашала подчиненных в салон на шестой этаж, сама усаживалась в кресло к педикюрше и, пока та безмолвно, с тщанием наносила лак на ногти, четко и бодро отвечала на вопросы, которыми ее засыпала стоявшая вокруг команда.

Отечески-учительский стиль Чарли контрастировал с бродвейским колоритом Джеральдины, и они частенько подтрунивали друг над другом. «Чарли любили все, – вспоминала Пат, – они с Джерри были прекрасным комическим дуэтом и постоянно шутили»[501]. Для статьи в «Эсквайре» под названием «Когда босс – женщина» ее автор Мэрилин Бендер беседовала с разными мужчинами, работающими под началом женщин, в том числе с Чарли. На одном из собраний в «Бенделе», где Мэрилин сидела в качестве гостя, Чарли принялся с пеной у рта что-то доказывать Джеральдине по поводу денег.

– Но Марджори! – вдруг вырвалось у него. Он нечаянно вместо «Джерри» произнес имя жены.

– Нечего тащить личные проблемы на работу, – парировала она, не замешкавшись ни на мгновение, и все вокруг рухнули на пол от смеха[502].

Джеральдина могла гордиться сплоченной командой, она раз и навсегда продумала стратегию, которая, судя по всему, работала. Своими размерами «Бендель», конечно, выглядел карликом в сравнении с конкурентами, но он смог стать неоспоримым «магазином № 1» для самых стильных дам. Штат Джеральдины отличался «поразительной слаженностью и взаимопониманием, что нечасто встретишь сегодня в розничной торговле, – писал “Клоутс”, – этим, пожалуй, и объясняется бо́льшая часть успеха»[503].

Имя Джеральдины частенько мелькало в журнале «Лайф», хотя она, в отличие от Дороти Шейвер, так и не удостоилась отдельной полноценной статьи. Джеральдина и Дороти с десяток раз встречались, но не были близкими подругами. Дороти часто куталась в плащ языка и манер директора-мужчины, «Лайф» назвал ее «бизнес-леди № 1», а Джеральдина зато фигурировала в шестиполосной вставке, озаглавленной «Революционное поколение», где фигурировали «добившиеся признания» личности младше 40 лет, включая, например, писателя Филипа Рота, музыканта и композитора Андре Превина, бродвейского продюсера Гарольда Принса.

Джеральдина была не женской версией бизнесмена, а, скорее, – находчивой, стильной, привлекательной дамой, ведущей бизнес. Жизнерадостная, в нарядах от своей любимой Джин Мюир, она принадлежала к новой породе, которая не поддается узкому определению «деловой женщины». В отличие от Гортенс, которая отвергала ярлык «бизнес-леди», или Дороти, которая вживалась в образ «мужчины-босса», Джеральдина олицетворяла частицу некоего абсолютно нового, современного явления. В 1963 году в свет вышел бестселлер Бетти Фридан «Загадка женского», который помог обществу осознать масштабы проникновения сексизма и предложил новый взгляд на женскую карьеру. Джеральдина была живым воплощением этой концепции, а «Бендель» под ее руководством стал универмагом, отразившим эти перемены в нарративе.

Адель и ее манекены

В конце 50-х годов в одной маленькой лондонской квартирке жила Адель Рутстайн. Она приехала из Южной Африки и занималась изготовлением париков и разного рода реквизита для витрин. Манекены – полноразмерные куклы, которых магазины наряжали в модные новинки и выставляли в витринах для привлечения покупателей, – делались в то время из гипса. Это были роботоподобные, всегда застывшие в одной позе фигуры с тяжелыми, громоздкими торсами, руки вытянуты вдоль туловища, взгляд неживых глаз устремлен куда-то в пустоту, поверх голов шагающих мимо людей. Некоторые были совершенно неподъемными – женская фигура могла весить до 90 килограммов, – чтобы перенести такую статую, ее распиливали пополам, после чего на бывшем месте манекена оставались фрагменты ступней и кистей, а жертвами могли порой стать и витринные стекла. С началом расцвета моды «бушующих 60-х» эти огромные, неуклюжие манекены стали выглядеть совсем уже неуместно – словно взяли викторианскую старушку, нарядили в серебряный облегающий комбинезон и сапоги «гоу-гоу» и засунули в витрину стильного лондонского бутика.

Адель могла поспорить, что сможет сделать манекены, которые будут смотреться современно, свежо и куда лучше подойдут для маленьких фасонов тех дней. Через рекламу в местной газете она нашла 15-летнюю модель, чья мальчишеская фигура буквально воплощала новую эстетику, и взяла ее в натурщицы. Адель просила ее бегать, прыгать, принимать разные активные позы – лишь бы не скучная стойка традиционного манекена – «одна нога вперед, другая – назад», – и запечатлевала все это в глине. Затем она взяла получившиеся глиняные скульптуры, отлила их в гипсе и сделала копии из стеклопластика. В результате получились легкие фигуры, несколько зловещие, поскольку своими позами в движении напоминали живого человека. На изготовление первых стеклопластиковых манекенов у Адели ушло несколько месяцев, но к тому моменту, когда они были готовы, ее модель нежданно-негаданно стала звездой. Неприметная нескладная девочка с веснушками вдруг превратилась в ту самую Твигги – это примерно как «Битлз», только не в музыке, а в моде. И все до единого лондонские магазины вдруг хором захотели себе манекены от Адели.

У манекена – длинная, обросшая легендами история. В те века, когда у женщин не имелось под рукой глянцевого журнала, чтобы узнать, какая длина юбки нынче в моде или как оперные перчатки способны украсить вечерний наряд, существовали специальные куклы – в сущности, маленькие манекены, – служившие главным средством широкого оповещения об актуальных стилях. Само слово произошло от голландского mannekijn, «маленький человечек», ими изначально пользовались фламандские ткачи и коммерсанты для демонстрации товаров. Эти деревянные или фарфоровые фигурки в изысканных платьях и даже порой в обуви на высоких каблуках отправлялись за моря-океаны, от одного королевского двора к другому, чтобы ввести знатных дам в курс последней моды. Первое письменное упоминание о них относится к 1396 году, когда королева Изабелла Баварская отправила несколько таких кукол в Англию для демонстрации раскроя местных корсажей. В 1490-х годах еще одна Изабелла – Кастильская – заказала