Когда женщины правили Пятой авеню. Гламур и власть на заре американской моды - Джули Сэтоу

и назначила Пат Теннант руководить новым отделом, «Ателье Бенделя», созданным в арендованном складском помещении через дорогу, где выставлялись коллекции, разработанные эксклюзивно для универмага и им же произведенные. Другими словами, Джеральдина превратила «Генри Бендель» из клиента Седьмой авеню в конкурента. Через несколько лет «Ателье Бенделя» уже выпускало коллекции ряда видных модельеров, включая Карла Лагерфельда, Джин Мюир, Джона Клосса. Это была, «пожалуй, первая “вертикальная” по структуре организация в истории розничной торговли прет-а-порте», – писал «Вименз Уэр Дэйли»[490].

* * *

Все эти годы, даже добившись немалого успеха, Джеральдина поддерживала тесную связь с младшей сестрой Кэрол, несмотря на то что их жизненные пути разошлись. Джеральдина в свое время уехала из Чикаго, чтобы делать карьеру в нью-йоркском мире моды, а Кэрол тем временем закончила учебу и пошла преподавать в их бывшей школе при монастыре Святой Схоластики, а потом вышла замуж и родила семерых детей, став домохозяйкой. Однако брак завершился болезненным разводом, и перед Кэрол – как когда-то перед их матерью Эстеллой – встала необходимость вернуться к работе. Она окончила магистратуру и устроилась коррекционным педагогом, переселившись вместе с детьми на север Чикаго, где они с Джеральдиной выросли. Кэрол была худощавая, ростом выше сестры, но, в отличие от нее, никогда не стремилась модно приодеться, предпочитая собственную униформу с сандалиями «Биркеншток» и носками в полоску. В холодное время она надевала замшевую куртку с бахромой по моде 70-х, которая порой сменялась присланным Джеральдиной пончо от «Берберри». Шкаф Кэрол был битком набит престижной дорогущей одеждой, которую ей поставляла модница-сестра, и ей случалось прийти на урок в авторских штанах за тысячу долларов в сочетании с неизменными сандалиями. Как подобает старшей, Джеральдина оказывала Кэрол моральную поддержку после развода, помогала ей советом. Она называла Кэрол «необыкновенной женщиной», изумлялась тому, что та смогла вынести жизнь в «традиционном католическом супружестве», а потом стать «вторым человеком на кафедре в Университете Лойолы»[491].

Так и не заведя собственных детей, Джеральдина частенько наведывалась в Чикаго бурно провести с сестрой выходные и «понянчиться» со стайкой племянников и племянниц. Правда, к приверженцам строгой дисциплины она никогда не относилась, и, когда дети вступили в подростковый возраст, Джеральдине было бы проще позволить им пить и курить, чем читать лекции о приличном поведении. Эффектная, брызжущая энергией Джеральдина всегда приезжала с огромной грудой подарков. Еще она могла в гостях у сестры часами переставлять мебель: этот диван двигаем сюда, а эти тумбочки – туда. А потом, собираясь в обратный путь, уже на пороге громко объявить: «Теперь, дорогая, можешь все вернуть, как было», и выпорхнуть за дверь[492].

После смерти матери сестры так и не восстановили отношений с отцом, покинувшим семью, когда они были еще подростками. Но Александр Гамильтон Шутц по прозвищу Задира с удовольствием наблюдал издалека за успехами Джеральдины и нередко писал «письма от почитателя» в газеты и журналы, где появлялись статьи о дочери. И в итоге их общение возобновилось. В юности «я была полностью на стороне матери, – вспоминала Джеральдина. – Но уже в солидном возрасте я познакомилась с отцом, который, уйдя из-под ее крыла, жил самостоятельной жизнью». Она называла отца «довольно располагающим мужчиной»[493].

* * *

Общение Джеральдины с детьми Кэрол, а также с юными закупщицами, которых в «Бенделе» работало немало, помогло ей проникнуться духом молодежного движения той эпохи. Уделяя особое внимание юности, она разглядела огромное и почти неосвоенное поле для бизнеса – бьюти. Она ухватилась за эту мысль и превратила весь шестой этаж «Бенделя» в «Этаж красоты». Женщины, – говорила она, – «раньше думали, что мода начинается под подбородком и заканчивается краем подола. Но сегодня мода – это еще и румянец, хорошее здоровье, темперамент, стройное, подтянутое тело, прекрасное состояние волос, грамотный макияж, гладкая, ухоженная кожа»[494]. Руководить парикмахерским салоном на шестом этаже Джеральдина пригласила известного дамского мастера Дэвида Креспина, «энергичного экспериментатора в духе времени», как назвала его «Нью-Йорк Таймс»[495], а дизайнера Улицы лавок Х. Маккима Глэйзбрука она попросила создать интерьер в духе садовой беседки в бледно-зеленых тонах со шпалерами, увитыми плющом, и драпировками из ситца с цветочным узором. Одной из главных особенностей салона было то, что он состоял из отдельных кабинетов. «Терпеть не могу сидеть в общем пространстве, – говорила Джеральдина. – В салоне красоты я люблю, чтобы с меня сдували пылинки, чтобы меня холили и лелеяли… но только в приватных условиях»[496].

Кроме салона, на шестом этаже создали студию пилатеса – причем, благодаря стараниям Джеральдины, ее возглавил не кто иной, как Йозеф Пилатес, изобретатель этой системы упражнений. Подобно многим другим фигурам в мире нью-йоркской моды, Джеральдина была энтузиасткой пилатеса. Просыпаясь утром, она запрыгивала в трико, перекидывала через руку утреннюю одежду, хватала такси и мчалась в студию на Восьмой авеню. После упражнений она переодевалась и шла в универмаг. А теперь для занятий ей было достаточно подняться на шестой этаж. Зал в «Бенделе» стал первой студией пилатеса в Нью-Йорке, не считая студии самого Йозефа. Джеральдина заказала оборудование – включая пилатес-реформеры – в цветовой гамме, гармонирующей с остальным пространством этажа: белые лакированные ручки, белая виниловая набивка, рамы из шлифованной древесины вишневого дерева. Йозеф утром вел занятия в «Бенделе» и лишь потом шел к себе в студию. «В этот магазин ходят известные люди», – объяснил он «Нью-Йорк Геральд Трибьюн»[497].

Перемены коснулись и мехового отдела. Универмаг всегда славился своими мехами, еще со времен Генри Бенделя, у него по-прежнему имелась своя мастерская для ремонта и хранения меховых изделий. Но в последние годы из-за конкурентов репутация магазина стала тускнеть. Джеральдина «поняла, что не сможет конкурировать против меховщиков крупных универмагов, – писал “Клоутс”, – но отказываться от прибыльного сектора тоже не хотелось». Ей пришла в голову «идея уйти с популярного “норкового” рынка и специализироваться на более редких мехах». На прилавках «Бенделя» появились весьма экзотические вещи – накидки из ягуара или длинные подпоясанные плащи из пумы, – а кроме того, он стал первым, кто начал работать с одним из европейских «открытий» Джин, с мехами итальянского дома «Фенди», почти неизвестного в те времена в Америке.

Еще «Бендель» создал у себя спортивный отдел, продававший на самом деле одежду больше повседневную, чем спортивную, нацеленный – по выражению «Клоутс» – на «поездки скорее в такси, чем в грузовом пикапе»[498].

К 1962 году Джеральдина как раз успела выполнить намеченный вместе с Макси план – в пятилетний срок перейти из красного сектора финансовых сводок в черный. И этим успехом она в немалой степени обязана Чарльзу Фриману, или просто Чарли, как все называли