Колокольчики Достоевского. Записки сумасшедшего литературоведа - Сергей Анатольевич Носов

предпочтительнее в пустую комнату. И перемещаться через глухо закрытые двери сподручнее, чем через обычного предназначения, нет? Свидригайлов, напомню, говорил Раскольникову, что покойная Марфа Петровна “всегда в дверь” уходит. Просто если привидение, посетившее Свидригайлова “после дряннейшего обеда из кухмистерской”, удалилось действительно через ту дверь, ведущую в комнату Сони, становится понятен его интерес к этой запертой двери и к тому, что за ней. Вот Вам пример неочевидной мотивации поступков героев: ясно тогда, почему Свидригайлов подслушивал.

А взгляните-ка на ситуацию глазами Свидригайлова. Привидение ушло туда – любопытно ведь знать, что там? Конечно любопытно, не будем лукавить. Ночь наступает, и вдруг из-за двери в Сонину комнату слышится знакомый голос – подождите, да этому человеку чуть более трех часов назад Свидригайлов как раз о привидении Марфы Петровны рассказывал – и про то, между прочим, как покойница как раз туда удалилась. Да тут самый порядочный человек прислушается, если он, конечно, свихнуться не хочет. Ради того хотя бы, чтобы удостовериться, что это не галлюцинация.

Достоевский ненавязчиво хронометрирует события. Разговор с Раскольником завершается в восемь часов. Свидригайлов, рассказывая о последнем визите покойной Марфы Петровны, говорит, что произошла их встреча два часа назад. К Соне Раскольников приходит в одиннадцать. Свидригайлов простоял у двери, подслушивая, “целый час на ногах”. То есть все закончилось в полночь. В полночь! Вот где мистика.

Если соотнести одно с другим, получится, что с “клочками и отрывками других миров” (свидригайловское выражение) оба они соприкасались практически одновременно… или с минимальным сдвигом порядка каких-то минут. Практически одновременно каждый переживал свой кошмар: один – бурно, другой – тихо, по-бытовому. Один спал, другой наяву одновременно с этим бодрствовал – каждый в своей комнате, снимаемой у своей хозяйки. Примечательно, что сразу после общения с покойной Марфой Петровной Свидригайлов поспешил к Раскольникову и застал его еще спящим – во власти своего кошмара.

Для Раскольникова причиной провала в глубокий сон было тяжелейшее потрясение от встречи с человеком “из-под земли”, сказавшим ему “убивец”; Свидригайлов, отравленный обедом, мучился желудком, возможно, поэтому к нему в сей час явилась Марфа Петровна. Оба, каждый по-своему, контактировали со своими жертвами, соответственно – с безусловной, как у Раскольникова, жертвой и, в общем-то, предположительной, как в случае Свидригайлова (тайна смерти Марфы Петровны известна ему одному, – ну и ей, коль приходит…): Раскольников, стало быть, бил топором и не мог убить смеющуюся над ним старуху, а Свидригайлов чуть раньше вел вполне милый бытовой разговор с Марфой Петровной. Под ударами топора старуха издевательски смеется над своим убийцей, страшнее не придумать дразнилки, а Свидригайлов сам находит уместным дразнить Марфу Петровну, сообщает ей, что надумал жениться, от чего она, впрочем, шутя отмахивается, но трудно сказать, кто кому дал фору по части умопомутнения – Раскольников все-таки спал, тогда как Свидригайлов общался с покойницей “наяву”.

“Наяву?” – это, между прочим, вопрос. Выслушав отчет Свидригайлова о встречах с привидением, Раскольников спрашивает: “Наяву?”

Вопрос закономерный, естественный, просто обязанный слететь с языка, так что читатель может проскочить реплику без внимания, но он оценит глубину подтекста этого “наяву”, если вообразит себя сам Раскольниковым, – вот Вы, Кира Степановна, слушаете сообщение Вашего двойника, каковым признают Свидригайлова дружно литературоведы, слушаете сообщение о милых беседах его с привидением жены, будто бы им в гроб отправленной, а сами только что, тем же часом буквально, топором во сне безрезультатно мочили уже однажды Вами убитую, – ну и можно ли Вам не спросить “Наяву?” – когда он про свое рассказывает… или так точнее: можно ли спросить “Наяву?” про опыт контактов его со своим мертвецом, не держа в уме своего только что просмотренного кошмара? Да уж конечно, это “наяву” не простое “наяву”, а того кого надо “наяву”. Однако ж заметьте, Достоевский не делает никаких уступок скорочтению, никак не артикулирует реплику, и это вообще характерно для романа: Достоевский сплошь и рядом создает ситуации, не очевидные для поверхностного и быстрого восприятия. Вот и Свидригайлов солидарно с поверхностным и скорым читателем не замечает глубины подтекста вопроса Раскольникова – впрочем, ему-то как раз простительно, он ведь ничего не знает о содержании кошмарного сна Родиона Романовича.

Или знает?

Может, потому и рассказывает о своем привидении, что знает, что снилось тому, кого пристально рассматривал, когда стоял на пороге?.. (Представляйте их первую встречу, вспоминайте, глядите!..) Возможно, Свидригайлов тем и спас его от кошмара, что разбудил, появившись в дверях… А может быть, он появился на пороге давно – так и смотрел на спящего, “пристально его разглядывал”, а долго ли, одному ему известно. Характерно, что первая мысль проснувшегося была: “сон это продолжается или нет”. Минут десять прикидывался, что спит, когда посетитель сидел рядом. Подглядывал за нежданным гостем и не знал, что через несколько часов (заметьте!) тот его подслушивать будет (колокольчики-то все позвякивают…). А когда закончилась игра и выдал, что не спит, и когда Свидригайлов как положено представился, у Раскольникова та же мысль, уже у сидящего на кровати: “Неужели это продолжение сна?” Так я к тому, Кира Степановна, что сколько он там в дверях стоял и разглядывал спящего, никому не известно, только ему известно, а вот нет ли такого, что если ты только что с привидением пообщался, то по лицу того, кто еще спит, кое-что прочитать можешь… про его сновидения?.. Ну, что ли, по той же свидригайловской теории ты, будучи специфически нездоровым, к остаткам иного мира большее отношение имеешь… и что-то ведаешь, а?.. Если даже Вы, Кира Степановна, человек, без обид, посторонний, знаете, спасибо автору, что Раскольникову снилось, да еще с подробностями, так может быть, Свидригайлов и подавно осведомлен о сновидениях им разглядываемого?.. В последней фазе сна виделось Раскольникову, как из прихожей и с лестницы в отворенные двери на него смотрят, так вот Свидригайлов и смотрел – только ведь наяву.

Очень актуальный вопрос для Раскольникова – он ведь недавно сам перенес галлюцинацию, правда слуховую, и не мог поверить, что “наяву”. А если это и был сон (когда били хозяйку), то сон во сне, с ложным просыпанием. Вот и последний сон Свидригайлова в этой жизни – скоро приснится – будет с ложным просыпанием, – ты проснулся, а это во сне. Так что кто знает, может, вопрос Раскольникова “неужели это продолжение сна?” вполне себе правильный, и не было никакого пробуждения, а все, что дальше, это продолжение сна? Да и не факт, что всё, что до этого, не было сном… Сон так и длится,