Грандиозные авантюры. Николай Резанов и мечта о Русской Америке - Оуэн Мэтьюз

Двадцать четвертого декабря Резанов заявил, что недоволен работой главного переводчика Мотоки Шодзаемона, и попросил назначить на его место Сукедзаемона, которому он больше доверял. Возможно, Резанов начал понимать японскую речь настолько хорошо, что мог на слух определить неточности перевода, допускаемые Мотоки. Или же он просто сорвал свою злость по поводу явного неуспеха миссии на человеке, которого видел регулярно и которого, опять же возможно, подозревал в срыве миссии.

Однажды Резанов совершил попытку пройти за ограждения и пообщаться с местными жителями. Информацию об этом оставил в своих дневниках Левенштерн, который не был свидетелем инцидента, а только слышал о нем. По словам Левенштерна, Резанов каким-то образом оказался за забором и «присоединился к толпе японских носильщиков, которые совершенно не собирались перед этим дураком расступаться… Резанова толкали со всех сторон, и он в конце концов вернулся в дом».

Атмосфера в резиденции была не самой дружественной. «Ах ты, каналья, растак твою мать, сейчас же прикажу солдатам головой тебя в нужник окунуть», – накинулся Резанов на сотрудника Российско-Американской компании Федора Шемелина, когда увидел, что тот использует бивень нарвала в качестве трости. (Этот перл был записан по-русски Левенштерном, который присутствовал при разборке между Резановым и Шемелиным.) В нужник он купца не окунул, но приказал солдатам сторожить пьяного Шемелина, чтобы тот «не разбил ценные подарки». Левенштерн писал также, что в ночь инцидента Резанов, одетый в теплый японский халат, подаренный ему Доеффом, ходил из угла в угол в своей комнате и, держась за голову, тихо матерился. Сохранился рисунок Левенштерна, на котором изображен держащийся за голову Резанов и солдаты, выводящие Шемелина10.

За время пребывания в Умегасаки нервы у Резанова совсем расшатались. Как-то китайская джонка в заливе дала несколько залпов по неизвестной причине – это заставило Резанова в панике выбежать на улицу с криком о том, что «Надежда» находится под огнем. Фридерици пошутил, что «стрельба – это пустяки; вот когда начнут строить у нашего дома виселицу, тогда можно начать волноваться». Другие члены экспедиции также были на грани. Ратманов и Фридерици, поругавшись, попросили у Резанова пистолеты, чтобы стреляться, но потом вспомнили, что ни пуль, ни пороха все равно нет. Левенштерн развлекался тем, что ловил на «Надежде» крыс и убивал их электрическим током при помощи машины Гальвани. Один из пяти японских моряков, приплывших вместе с русскими, по имени Мадзуира, попытался перерезать себе горло при помощи украденной у кого-то из солдат бритвы. Невероятно, но японские власти не разрешили Лангсдорфу оказать помощь истекающему кровью мужчине: с берега доставили врача-японца, и он наложил на рану повязку. Здесь нужно пояснить, что японцам, по каким-либо причинам покинувшим страну, запрещалось возвращаться на родину (запрет действовал с XVII века). В данном случае причины были очевидны – форс-мажорные обстоятельства, шторм, выбросивший моряков на русские берега, но власти Нагасаки без разрешения из Эдо не могли принять своих же соотечественников, и бедным японцам пришлось жить среди русских – сначала на корабле, а потом в резиденции Резанова.

«Мы пережили много штормов и неудобств и вот наконец достигли незнакомой страны, где ожидали, что нас встретят, может быть, и не как друзей, но, по крайней мере, как людей, к которым надо относиться с уважением», – сетовал Лангсдорф, которому оставалось рассматривать японцев сквозь щели в бамбуковом заборе. С другой стороны забора на него смотрели, «как в Европе смотрят на диких зверей в цирке». А как иначе, когда «Резанов в длинном халате и ночном колпаке расхаживает без штанов»?

Лангсдорфу и Тилесиусу нечего было изучать, и они развлекались тем, что препарировали свежую рыбу, до того как она попадет на кухню. Лангсдорф склеивал из «очень тонкой, легкой и прочной местной бумаги» воздушные шары, поднимавшиеся в небо благодаря теплому воздуху (снизу помещалась горящая соломинка, смоченная в спирте). Его первые опыты имели такой большой успех, что восхищенные переводчики попросили повторить. Лангсдорф смастерил огромный шар: более трех метров в диаметре и пять метров в высоту. С одной стороны шара он нарисовал российского двуглавого орла, а с другой – монограмму императора Александра I. Шар благополучно взлетел, но, к несчастью, упал на соломенную крышу сарая какого-то купца. После этого городские власти вежливо попросили, чтобы все последующие запуски происходили только тогда, когда ветер будет дуть в сторону моря.

Где-то в конце января, когда Резанов страдал от ревматизма и болей в груди, один из переводчиков по имени Тамехатиро раскрыл ему «страшный секрет» – будто бы сёгун недавно вызвал в Эдо двести сановников, чтобы еще раз проконсультироваться по вопросу, стоит ли устанавливать торговые отношения с Россией. Резанов только вздохнул, однако источники свидетельствуют, что к началу XIX века к установлению контактов с внешним миром в Японии стремилось все больше людей. К примеру, переводчики неоднократно говорили Резанову, что жители Нагасаки ничего не имеют против торговли с Россией. Известный японский исследователь Могами Токунай (1755–1836), участник многих морских экспедиций, писал пару десятилетий спустя после эпопеи Резанова, что «русским симпатизировали люди в разных частях страны», а художник Сиба Кокан (1738–1818) утверждал, что в Японии достаточно дешевого риса, которым можно торговать. Многие самураи, владевшие большими наделами земли, прекрасно понимали, что могли бы хорошо заработать на продаже излишков того же риса. За счет налогов от продаж государство могло бы субсидировать освоение крайнего севера японских островов, пока что мало обжитых11.

Но всего этого русский посол не знал. Унижения продолжались. Когда Резанову сообщили, что следующая встреча с губернатором Нагасаки состоится только через месяц, потому что нужно сшить специальные церемониальные одежды, он буквально рассвирепел. «С*ать я хотел на вашего губернатора и на его одежды! – кричал он. – Хватит меня за дурака держать!» Переводчики поспешили успокоить посла подарками – лакированными шкатулочками. «Ваши постоянные жалобы будут иметь самые серьезные последствия, – предупредили они. – Вы же не хотите получить в подарок из Эдо меч, которым вам придется сделать себе харакири?»12

Жестоко страдая от ревматизма, Резанов, чтобы облегчить боль, соорудил себе в центре комнаты «шалаш» из парусины, ковров и соломенных циновок и в этом «шалаше» проводил большую часть времени, греясь перед жаровней с горящими углями. Выглядел он ужасно, а жившие с ним члены посольства отмечали, что никто из них «не носит такого грязного белья и носков». Дело не в том, что он был неаккуратным, – сейчас мы все прекрасно знаем, что безразличие к своему внешнему виду является одним из признаков депрессии. Или душевного заболевания.

«Он настолько не в себе,