Тотем и табу. «Я» и «Оно» - Зигмунд Фрейд

в браке пониженную потенцию. Да и женщины, коим только благодаря сходным подручным средствам удалось сохранить свою невинность, проявляют в браке бесчувственность к нормальному сношению. Брак, начавшийся с пониженной способности любить у обоих его участников, обречен на расторжение гораздо быстрее, чем какой-либо другой. Из-за слабой потенции мужа женщина не удовлетворена, остается невозбудимой даже тогда, когда, благодаря мощному сексуальному переживанию вроде бы была преодолена ее привнесенная воспитанием склонность к фригидности. Даже предохранение от деторождения такая пара находит более трудным, чем здоровая, поскольку ослабленная потенция мужа плохо переносит применение предохранительных средств. При такой беспомощности сексуальное общение, будучи источником всяческих неприятностей, скоро прекращается и в итоге перестает быть фундаментом супружеской жизни.

Я привлекаю все данные для удостоверения, что не преувеличиваю, а описываю обстоятельства, которые можно, как это ни печально, наблюдать сколь угодно часто. Действительно, непосвященные совершенно не представляют, как редко встречается нормальная потенция у мужа и как часто – фригидность у женских половин супружеских пар, находящихся под властью нашей культурной сексуальной морали, с каким самоотречением, часто для обоих участников, связан брак и чем довольствуется супружеская жизнь, к счастью к которой так страстно рвались. То, что при таких условиях исход в виде нервозности наиболее вероятен, я уже заявлял; но хочу остановиться еще на том, каким образом такой брак действует на появившихся в нем – в единственном или малом числе – детей. Тут возникает видимость передачи по наследству, чему в самых крайних случаях содействуют яркие детские впечатления. Неудовлетворенная мужем, невротичная жена становится излишне ласковой и опасливой в отношении ребенка матерью, на которого она переносит свою потребность любить и рано пробуждает в нем процесс сексуального созревания. Плохое взаимопонимание между родителями разжигает в этом случае эмоциональность ребенка, заставляет его в самом нежном возрасте интенсивно переживать любовь, ненависть и ревность. Строгое воспитание, которое ни при каких условиях не потерпит проявления очень рано пробудившейся сексуальности, располагает подавляющей силой, и конфликт с ним в таком возрасте содержит в себе все необходимое для возникновения продолжающейся всю жизнь нервозности.

Теперь вернусь к моему более раннему утверждению, что при оценке неврозов чаще всего их значение не учитывают полностью. Под этим я подразумеваю не недооценку таких состояний, выражающуюся в легкомысленном невмешательстве со стороны родственников и в хвастливых заверениях со стороны врачей: несколько недель холодного водолечения или несколько месяцев покоя и отдыха смогут излечить недуг. Это всего лишь мнения совершенно несведущих врачей и дилетантов, чаще всего только слова, призванные ненадолго утешить страдальцев. Напротив, известно, что хронический невроз, даже если он не подрывает полностью жизнеспособности, представляет собой тяжелое бремя в жизни индивида, что-то типа туберкулеза или порока сердца. И с этим можно было бы примириться, если бы невротические заболевания исключали из культурной работы только небольшое количество чуточку ослабленных людей, а участие других в ней допускали бы только в виде чисто личных трудностей. Напротив, хотел бы обратить внимание на ту точку зрения, согласно которой невроз, в зависимости от его распространения и касательно тех, у кого он закрепился надолго, способен сорвать замыслы культуры и тем исполнить, собственно говоря, дело подавленных, враждебных культуре психических сил, так что общество не вправе зачесть в оплаченную жертвами прибыль совсем даже не прибыль, ведь оно оплачивает податливость своим чрезмерным предписаниям приростом нервозности. Давайте, например, войдем во вполне обычное положение жены, не любящей своего мужа, потому что, согласно предпосылкам своего бракосочетания и опыту супружеской жизни, у нее нет никаких оснований его любить, но которая непременно хотела бы такое чувство испытать, потому что только оно соответствует идеалу брака, в духе которого ее воспитали. В подобном случае она будет подавлять все чувства, которые стремятся выразить истинное положение, противоречат ее идеальному устремлению, и затрачивать особые усилия, чтобы играть роль нежной и заботливой супруги. Невротическое заболевание станет следствием такого насилия над собой, оно через короткое время отомстит нелюбимому мужу и вызовет у него ровно столько же неудовлетворения и беспокойства, словно он понял реальную ситуацию. Этот пример весьма типичен для действия невроза. Подобные провалы компенсации наблюдаются и после подавления других, косвенно сексуальных или враждебных культуре побуждений. Кто, скажем, в результате насильственного подавления прирожденной склонности к жесткости и к жестокости стал сверхдобряком, тот лишился при этом такого количества энергии, что не выполняет все запросы компенсирующего их побуждения и в целом делает все же меньше хорошего, чем совершил бы без подавления.

Учтем вдобавок, что вместе с ограничением сексуальной деятельности у некоего народа шествует общий рост боязни жить и страха умереть, которые мешают способности индивидов наслаждаться и ликвидируют их готовность во имя каких-то целей принять смерть, что проявляется в уменьшении желания производить детей, и такой народ или группа людей отстраняются от участия в будущем, так что, пожалуй, правомерно задаться вопросом, стоит ли наша культурная сексуальная мораль тех жертв, которые она от нас требует, в особенности когда люди еще не настолько освободились от гедонизма, чтобы в число целей развития нашей культуры не включать определенную меру обеспечения индивидуального счастья. Конечно, не дело врача самому выдвигать реформаторские предложения; но считаю, что я сумел поддержать неотложность таковых, расширив Эренфельсов список ущербов, наносимых нашей культурной сексуальной моралью, указанием на ее роль в распространении современной нервозности.

О психогенезе одного случая женской сексуальности

1

Женскую гомосексуальность, безусловно не менее распространенную, чем мужскую, но все же гораздо менее скандальную, не только не заметило уголовное законодательство, но ее обошло вниманием еще и психоаналитическое исследование. Поэтому сообщение о единственном, не слишком ярком случае, в котором последнее стало возможным и психическую историю возникновения которого удалось понять почти целиком и предельно надежно, вправе претендовать на внимание к себе. Даже если его описание доставит всего лишь самые общие сведения о происшедшем и о приобретенных с его помощью представлениях и утаит все характерные детали, на которых основывается интерпретация случая, то такая ограниченность легко объяснима требованием соблюдать в отношении новоявленного случая врачебную тайну.

Восемнадцатилетняя умная и красивая девушка из высоко стоящей на социальной лестнице семьи вызвала недовольство и озабоченность родителей теми нежными чувствами, с которыми она преследовала некую даму из общества, старше ее лет на десять. По утверждению родителей, эта дама, несмотря на свою аристократическую фамилию, обыкновенная кокотка. О ней известно, что она живет у замужней подруги, с которой поддерживает интимные отношения, имея одновременно легкие любовные связи с несколькими мужчинами. Девица не оспаривала эти ходячие пересуды, но не позволяла им отвратить себя