Тотем и табу. «Я» и «Оно» - Зигмунд Фрейд

успеху психоаналитического эксперимента, поскольку очень тяжело переживала, что причиняет родителям такое горе. Это высказывание я должен был поначалу также воспринимать как благоприятное; я не мог подозревать, какая бессознательная аффективная установка скрывается за ним. То, что тут чуть позднее было обнаружено, решающим образом повлияло на построение курса и его преждевременное прекращение.

Незнакомый с психоанализом читатель уже давненько с нетерпением поджидает ответа на два других вопроса: обнаруживала ли эта склонная к гомосексуализму девушка явные соматические признаки другого пола и представляла ли она собой случай врожденной или приобретенной (развившейся позднее) гомосексуальности?

Я не отрицаю важности первого вопроса. Только не следовало бы его значение преувеличивать и затушевывать ради него факты, что отдельные вторичные признаки другого пола, вообще-то, довольно часто встречаются у отдельных нормальных людей и что также весьма четко выраженные характерные особенности другого пола можно встретить у лиц, чей выбор объекта любви не претерпел никаких изменений в духе инверсии. То есть, выражаясь иначе, у обоих полов мера физического гермафродитизма в значительной степени независима от уровня психического гермафродитизма. В качестве ограничения обоих положений следует присовокупить, что эта независимость у мужчины более отчетлива, чем у женщины, у которой телесное и духовное проявление противоположных половых особенностей встречается гораздо регулярнее. Но я все же не в состоянии ответить на первый из поставленных здесь вопросов применительно к нашей пациентке. Ведь психоаналитик имеет обыкновение в определенных случаях отказываться от тщательного обследования тела пациентки. Во всяком случае, у нее не было бросающихся в глаза отклонений от физического типа женщины. Если красивая, хорошо образованная, рослая, как отец, девушка и демонстрировала скорее жесткие, чем по-девичьи мягкие черты лица, то в этом нельзя усматривать предзнаменование соматической мужественности. К мужской природе можно также отнести некоторые ее интеллектуальные качества вроде резкости суждений и трезвой ясности мышления, когда она не находилась под властью страстей. И все же подобные различия оправданы скорее конвенциональными, чем научными критериями. Разумеется, важнее то, что в своем поведении с объектами любви она проявляла вполне мужской тип отношения, то есть демонстрировала податливость и примечательную их переоценку и, что свойственно влюбленному мужчине, отказ от любого нарциссического удовлетворения, предпочтение любить, чем быть любимой. Стало быть, она не только выбирала объектом любви женщин, но и предпочитала мужскую установку по отношению к нему.

На следующий вопрос: отнести ли ее случай к врожденной или приобретенной гомосексуальности – следует отвечать с помощью всей истории развития ее расстройства. И тогда-то выяснится, насколько сама его постановка бесполезна и неприемлема.

2

После весьма многословного введения могу себе позволить только совсем краткое и наглядное описание истории либидо в рассматриваемом случае. В детские годы девушка прошла нормальную ориентацию женского комплекса Эдипа[86] малопримечательным образом, чуть позже стала заменять отца чуть более старшим по возрасту братом. Сексуальные сны ранней юности не всплывали в ее памяти и не были обнаружены средствами психоанализа. Проведенное в начале латентного периода (в пять лет или несколько раньше) сравнение гениталий брата с собственными произвело на нее сильное впечатление, а его последствия можно проследить и в дальнейшем. Данных о раннем детском онанизме очень не много, или же психоанализ не проник так глубоко, чтобы прояснить этот момент. Рождение второго брата, когда ей было пять-шесть лет, не сказалось как-то особенно заметно на ее развитии. В школьные предпубертатные годы она мало-помалу знакомилась с фактами, касающимися половой жизни, и восприняла их со смешанным чувством сладострастного волнения и испуганного неприятия, что следует считать нормой. Все эти сведения оказались, право же, скудными, я не могу также поручиться, что они были адекватными. Возможно, юношеский период был все же богаче событиями, мне это неизвестно. Как уже говорилось, через короткое время анализ прекратился, и остался по этой причине лишь один анамнез, не более надежный, чем другие, оспаривающие доказательно анамнез гомосексуальности. Девушка никогда не была невротичной, не сопровождала процесс психоанализа истерическими симптомами, так что поводов к исследованию истории ее детства не могло за такое короткое время просто появиться.

В возрасте тринадцати-четырнадцати лет она обнаружила, по общему мнению, необыкновенно сильную, нежную привязанность к маленькому мальчику, которому не было еще и трех лет и которого она имела возможность регулярно видеть на детской площадке. Она заботилась о ребенке с такой душевной теплотой, что на этой почве сложились продолжительные дружеские отношения с родителями малыша. Из этого события вполне можно сделать вывод, что тогда ее обуревало сильное желание самой стать матерью и иметь ребенка. Однако спустя короткое время мальчик стал ей безразличен, а она начала проявлять интерес к зрелой, но еще моложавой женщине, появление которой навлекло на девушку чувствительное наказание со стороны отца.

С полной достоверностью было установлено, что по времени эта перемена интересов совпадает с одним событием в семье, которое, как мы вправе ожидать, объяснит ее. До него либидо девушки было ориентировано на материнство, после него она оказалась влюбленной в зрелую женщину гомосексуалкой, каковой с той поры и оставалась. Этим очень важным для нашего разумения событием была новая беременность матери и рождение третьего ребенка, когда девушке было около шестнадцати лет.

Взаимосвязь, которую я чуть позже обнаружу, не является продуктом моей способности комбинировать, она буквально навязывалась мне вполне заслуживающим доверия аналитическим материалом, так что я смею настаивать на ее объективности и надежности. В особенности за нее ратуют тесно переплетенные между собой, легко толкуемые сновидения.

Психоанализ позволил со всей определенностью понять, что любимая дама была заменой матери. Хотя сама она матерью так и не стала, но она не стала и первой любовью девушки. Первым же после рождения последнего брата объектом привязанности девицы была на самом деле мать – женщина между тридцатью и тридцатью пятью годами, которая познакомила ее с братиком в кругу семьи то ли на даче, то ли в большом городе. Желание стать матерью было девушкой отвергнуто, потому что она не могла в реальной жизни смириться с другим, становящимся все более важным ребенком. Особенно сильная привязанность к последней возлюбленной – к даме – имела и еще одну причину, которую девушка как-то сама обнаружила без особых затруднений. Стройностью, строгой красотой и суровым нравом дама напоминала ей ее собственного, чуть более взрослого брата. Стало быть, избранный в конечном счете объект любви соответствовал не только ее идеалу женщины, но и мужчины, он соединял гомосексуально направленное желание с гетеросексуальным. Как известно, психоанализ гомосексуалов мужского пола продемонстрировал на многочисленных примерах такое же объединение, подсказывая тем самым, что сущность и формирование инверсии не слишком