Золотой Оклад или Живые Души. Книга чудес - Пётр Георгиевич Паламарчук

36

За десять дней до исполнения 325 лет со времени чудесного явления иконы, 29 июня 1904 года, вошедшие с утра в праздник первоверховных апостолов Петра и Павла в собор казанской обители монахини обнаружили, что святой образ исчез — вместе с иконою Нерукотворного Спаса. Двери храма были взломаны, церковный сторож Захаров заперт в подвале под Папертью.

Следствие открылось немедленно, и, в отличие от нынешних времен, воры пойманы достаточно быстро, а суд начался уже 25 ноября (в, так сказать, минус-тринадцатилетие октябрьского переворота) того же года. Икону, однако, не нашли.

Дело широко обсуждалось в повременной печати; но, как известно, все «органы» пели на разный лад одну в общем-то погудку. Зато почти полвека спустя его по архивам описал профессор Михаил Гернет. Это был тоже по-своему чудный, или точнее — чудной труд: пятитомная «История царской тюрьмы», созданная в самый разгул сталинского правления и даже получившая в конце сороковых государственную премию… Но все же, несмотря на вполне понятный угол, с которого подходил почтенный ученый к дореволюционному прошлому, нам теперь не так уж трудно увидать происшествие взглядом не косым, а прямым.

Итак, на скамье подсудимых оказались главный похититель — крестьянин Варфоломей Чайкин, он же Стоян, двадцати восьми лет, его сообщник тридцатилетний селянин Комов, а также ювелир Максимов, обвиняемый в покупке золота и жемчуга с украденных икон, сожительница Чайкина Кучерова и мать ее Шиллинг — как укрывательницы, да в придачу названный сторож, коему вменялась симуляция насильственного заключения.

Как выяснилось, святотатство было постоянным промыслом Стояна: годом раньше он уже воровал в Казани в мужском Спасском монастыре митры и другие предметы церковного обихода, в Коврове ризу с иконы в кладбищенской церкви; в феврале того же 1904-го увел в Туле оклад с Казанской Богоматери ценою в двадцать тысяч, в апреле — жемчужную ризу из ярославской обители. При этом он ни разу не брал самих икон, довольствуясь только драгоценными камнями и металлами. Он и тут упрямо заявлял, что образ не уничтожил…

Впрочем, сожительница и ее десятилетняя дочь Евгении давали противоречивые показания, то подтверждая версию Стояна — Евгения даже говорила, что сама не позволила матернему любовнику порубить святыню и спрятала ее в печи,—то говорили, что видели, как Варфоломей разрубил икону на мелкие щепки и сжег; наконец, проболтались о продаже неким «старообрядцам с Рогожского кладбища в Москве», при обыске в печке их дома были найдены четыре обгорелые жемчужины, загрунтовка с позолоты, две проволоки, пара гвоздиков и семнадцать петель, которые, по показаниям монахинь, находились прежде в бархатной обшивке иконы. Мать сожительницы поведала, что остатки от спаленных образов были выкинуты в отхожее место — там действительно обнаружили какой-то пепел.

В итоге разбирательства Чайкин получил двенадцать лет каторги, Комов десять, Максимов-ювелир два года девять месяцев арестантских отделений, Кучерова и Шиллинг пять месяцев десять дней тюрьмы, а сторож оправдан.

Но это был не конец дела, а только начало его нового оборота — следствие длится по сегодняшний день. Сперва октября 1905 года Стояну удалось бежать из Мариупольской тюрьмы посредством подкопа; его вскоре нашли и вновь арестовали в Харькове. Затем в связи с дошедшими до министерства внутренних дел слухами о сохранности чудотворной в Казань был послан особый жандармский полковник Прогнаевский с двумя опытными сыщиками. Он довольно быстро выяснил, что икона была продана староверам за полтора миллиона рублей. В этом не было ничего невероятного: раскольническое купечество тогда шло в гору, а подобное их поведение засвидетельствовано беспристрастной историей — чего стоит одна только встреча хлебом-солью Наполеона в Москве, кража тогда же из горящего Кремля «дониконовских» святынь или ковровая дорожка длиною в версту, расстеленная во время последней войны в Боровске от собора самого большого по численности белокриницкого толка поповской ветви «староверов» при вступлении в город немцев.

К Стояну стали засылать подсадных уток, которым он то сознавался в уничтожении, то брал слова обратно. Появились и иные осведомители, как арестант саратовского централа некто Кораблев, суливший в обмен на облегчение участи выкрасть назад святой образ из старообрядческой моленной, о которой якобы знал тайну. Он сумел завязать сношения с известным сумасбродом Илиодором Труфановым — о ту пору еще монахом (позже он впал в прелесть и начал смущать православный народ разными выходками против церковной власти; будучи водворен на покаяние в крепкую обитель, кровью подписал отречение от христианства и в мирском чине отпущен на четыре стороны — а жизнь окончил уже после семнадцатого года вне русских пределов чуть ли не куклусклановцем). При содействии епископа Гермогена они стали требовать предоставления мошеннику возможности отправиться в поход на вызволение Казанской. Дело дошло через министра юстиции Щегловитова даже до самого Столыпина; но жандарм, ведший расследование, сумел доказать вздорность намерений каторжника, и тот получил отказ.

Кораблев не успокоился и вошел в доверие к московскому генерал-губернатору Гершельману (86 лет спустя судьба привела меня встретиться с его внучкой — Мариной Александровной Аксаковой, живущей на той стороне света в Буэнос-Айресе, и она показала в своем маленьком домике дедовское благословение — образок Богоматери, подаренный по случаю спасения от покушения революционеров в 1907 году). Тот пытался выяснить у начальника департамента полиции Белецкого, правда ли то, что плетет Кораблев, и даже заручился у государя Николая II согласием на смягчение его участи в случае спасения образа; но под конец, убедившись в лживости ката, прекратил с ним сношения.

В 1909-м Стояна перевели в одиночную камеру Шлиссельбургской крепости, где в пятую годовщину покражи учинили новый допрос, повторенный еще спустя восемь дней. Проводил их тот же подполковник Прогнаевский. Святотатец признался, что заневолю научился немного грамоте, «кое-что читал и много думал». Объявив себя атеистом, он сказал : «Мне ужасно хотелось доказать всем, что икона вовсе не чудотворная, ей напрасно поклоняются и чтут, вот сожгу и никакого не случится чуда: сгорит и все». Гернета умилила искренность признания человека, к которому он даже стал испытывать «некоторую симпатию»; но при этом знаток-криминалист странным образом не заметил, что тот вместо корыстных побуждений неожиданно резко перешел к выдвижению совершенно иных — идейных. Недаром по поводу сходных событий — попытки взрыва 8 марта 1898 года будущим «видным советским самоучкой — изобретателем ветродвигателей» Уфимцевым чудотворного Коренного образа Богоматери XIII века в курском Знаменском монастыре бойкий Леонид Андреев q благословения