Творцы истории. Кто, как и почему сформировал наше представление о прошлом - Ричард Коэн

столицы за стихи, высмеивающие дочь регента [Филиппа Орлеанского], который управлял Францией до совершеннолетия Людовика XV. В мае следующего года он снова угодил в переплет – за непочтительные стихи, причем в кои‐то веки чужие, но его оправданиям никто не верил из‐за сложившейся репутации. Вольтера посадили на одиннадцать месяцев в Бастилию – средневековую крепость в Сент-Антуанском предместье, на востоке Парижа, служившую местом заключения для дворян, попавших в королевскую немилость.

Бастилия, вопреки своей мрачной репутации, не была кишащей паразитами клоакой: Вольтеру позволяли держать книги, мебель, постельное белье, ночной колпак, даже духи[365]. Он часто обедал с комендантом и играл в бильярд и кегли с тюремщиками (якобы единственный случай, когда он занимался каким‐либо спортом). Впоследствии он хвалился, что в своей камере с глухими стенами десяти футов толщиной получил полезное время для размышлений – именно здесь он обдумывал новое имя. И хотя ему не давали писчей бумаги (опасное оружие в его руках), он начал работать над эпической поэмой о смелом и распутном Генрихе IV (1553–1610), записывая строфы между книжных строк. “Генриада” стала первой значительной исторической работой Вольтера и первым его выпадом против религиозного фанатизма: он одобрил хитроумное обращение Генриха в католичество и хвалил усилия короля пресечь распри католиков и протестантов, Ватикан же назвал силой “несгибаемой для завоеванных, благосклонной к завоевателям, готовой корысти ради хоть проклинать, хоть отпускать грехи”[366]. Поэму запретили, но разошлось ее контрафактное издание.

В середине ноября 1718 года, через семь месяцев после освобождения Вольтера, на сцене был поставлен “Эдип”. Немедленное признание у критиков и аудитории упрочили славу Вольтера. Пьесы и стихи вундеркинда продолжали вызывать в равной мере враждебность и восторг, и он не мог удержаться от конфликтов с высокопоставленными недругами. Вскоре Вольтер снова очутился в Бастилии на одиннадцать месяцев – за подготовку дуэли с могущественным молодым дворянином [де Роганом,], по чьему приказанию его избили. Опасаясь, что суд продлит ему заточение, Вольтер предложил властям альтернативу в виде своего добровольного отъезда в Англию. Правительство согласилось. Вольтер прожил в Англии почти три года, попивая кофе с Поупом, Свифтом и Конгривом и посещая званые вечера таких знаменитостей, как леди Мэри Уортли Монтегю и герцогиня Мальборо. Через несколько десятков лет доктор Джонсон отметил: “Ни один писатель не имел при жизни такой славы, как Поуп и Вольтер”[367]. Вольтер записал: “Как я люблю английскую смелость!” Он же зачем‐то распространил легенду, будто закон всемирного тяготения пришел Ньютону на ум во время наблюдения за падающим яблоком.

Вольтер уже был обеспеченным человеком. Он не только умудрялся добывать деньги у отца, но и начал ссужать под большой процент французским герцогам и европейским коронованным особам, что принесло ему не только доход, но и международное влияние. Постановки Вольтера шли достаточно долго, чтобы принести ему хороший доход. Он даже добился от правительства ранней пенсии. У Вольтера деньги заводились столь же легко, как и рифмы и недруги. В 1729 году после случайного разговора за обедом с предприимчивым математиком Шарлем-Мари де ла Кондамином он занял у друзей-банкиров деньги для участия в государственной лотерее. Правительство по ошибке назначило денежные призы гораздо большие, нежели в целом стоили билеты. Синдикат Вольтера монополизировал рынок и добился огромных выигрышей. Когда министр финансов отказался платить, Вольтер обратился в суд и получил причитающееся. Афера принесла почти полмиллиона франков (1 миллион 485 тысяч долларов в нынешних ценах), обеспечившие его до конца жизни.

В августе 1722 года Вольтер, не получив дозволения распространять свои книги, уехал на север, чтобы найти издателя за пределами Франции. (Его сопровождала новая любовница – [маркиза] Мари-Маргерит де Рюпельмонд, тридцатипятилетняя вдова “с волосами, подобными золотому пламени”[368].) Вольтер продолжал писать почти во всех жанрах и почти обо всем – от исторического прототипа Дон Кихота до учения пророка Мухаммеда и качеств, отличающих хорошего дуэлянта.

К 1720‐м годам Вольтер превратился в первого спорщика Франции[369]. Многие его прозаические произведения, обычно в форме памфлетов (их число достигает почти двух тысяч), задуманы как полемические. “Почему люди упорно стремятся видеть юмориста в человеке, который на самом деле не кто иной, как фанатик? – писал Флобер. – Весь его ум служил оружием”[370]. Вольтер согласился бы. Он писал другу: “Держать перо означает воевать”[371]. Но это, скорее всего, была просто лихая бравада. Поскольку Вольтер бранил все – от религии (его особый конек: Священная Римская империя, как он однажды заметил, не была ни Священной, ни Римской, ни даже империей) до правосудия, он постоянно рисковал столкнуться с цензурой. В Англии Вольтер сочинил “Очерк о поэзии” и “Очерк о гражданских войнах во Франции” и начал работать над биографией шведского короля Карла XII, где предполагал, что судьба людей в их собственных руках и не зависит от божественного вмешательства – соображение провокационное, даже опасное. (Тогда, как и сейчас, считалось, что удачная историческая работа должна использовать отдельную тему или ограниченный период как крючок для навешивания философских размышлений либо как объект социологического обзора.) В 1734 году в “Письмах об английской нации” Вольтер назвал английскую систему государственного управления сильно превосходящей французскую. Это тоже, разумеется, вызвало негодование, хотя впоследствии было признано первым вкладом Вольтера в радикальное Просвещение, приближавшее “век разума” и предпочитавшее индивидуализм традиции.

Вольтер, подобно другим крупнейшим просветителям, был деистом и принимал идею Верховного существа, которое, однако, в делах мира прямо не участвует. Но в середине 1730‐х годов доминировали традиционалисты. Издатель Вольтера попал в Бастилию, а книгу, “возмутительно противную религии, морали и обществу”, публично сжег палач у Дворца правосудия. Вольтера пришли арестовывать, но беспокойного автора предупредили заранее, и он успел сбежать за пять дней до того. Ему снова пришлось покинуть Париж. Теперь у него появился новый покровитель и новый дом, замок Сирэ-сюр-Блэз – каменная развалина XIII века у северо-восточной границы Франции.

Официально Вольтер всю жизнь оставался холостяком, но любовниц имел постоянно – хорошо известен его роман с мадам дю Шатле, блестящей ученой и писательницей. Маркизе дю Шатле, урожденной Габриэль Эмили ле Тоннелье де Бретей, в момент встречи с тридцативосьмилетним Вольтером было двадцать шесть лет, она была замужем и произвела двоих детей (третий умер то ли при родах, то ли вскоре после). В мае 1733 года они полюбили друг друга, и Вольтер по приглашению маркизы приехал в Сирэ-сюр-Блэз. Их связь, незаконная, но преданная, длилась почти шестнадцать лет и закончилась лишь со смертью Эмили в возрасте сорока двух лет, в 1749 году. Ее