Творцы истории. Кто, как и почему сформировал наше представление о прошлом - Ричард Коэн

собой скучное перечисление фактов. Вольтер постарался, чтобы в его случае этого не произошло (как только смог забрать у нее свою рукопись обратно). Как Вирджиния Вулф потом сказала о Гиббоне: “Без суеты и усилий он направляет свой факел куда ему вздумается”[387].

В смысле плотской любви он тоже направлял свой факел куда хотел. Во время поездки в Париж в 1744 году, все еще живя с Эмили, Вольтер нашел новую пассию – собственную племянницу Марию-Луизу Миньо (дочь своей сестры Катрины), на восемнадцать лет младше. Поначалу он был совершенно ею очарован, и хотя такая влюбленность может показаться абсурдной (она была далеко не красавица), в 1957 году нашелся тайник с письмами Вольтера к племяннице. Вот это, от 27 июля 1748 года, очень показательно: “Я приеду [в Париж] только ради тебя и, если позволит мое убогое здоровье, брошусь к твоим ногам, расцелую все твои прелести. А пока посылаю тысячу поцелуев твоим округлым грудям, твоим восхитительным ягодицам, всей тебе, которая так часто вводила меня в исступление и окунала в потоки наслаждения”[388].

После смерти в 1737 году вдового отца Марии-Луизы Вольтер обеспечил ей приданое, а с преждевременной смертью мужа она стала экономкой своего дяди, его компаньонкой, хозяйкой дома. Подруга Вольтера описывала Марию-Луизу как “маленькую толстушку, круглую, как мяч… [и] неумную… Вольтер любил ее, потешался и преклонялся перед ней”[389]. У Марии-Луизы не было желания следовать за своим любовником ко двору прусского короля Фридриха, и они воссоединились лишь тогда, когда Вольтер, покинувший Потсдам и лишенный возможности спокойно вернуться во Францию из‐за очередной скандальной публикации, купил за 87 тысяч франков поместье Делис у Женевского озера.

Здесь Вольтер зажил на широкую ногу. У него были домашний театр (ему нравилось ставить собственные пьесы), шестерка лошадей, четыре экипажа, кучер, форейтор, два лакея, камердинер, повар-француз, секретарь и обезьянка. Кроме того, Вольтер купил еще несколько поместий недалеко, но за границей, чтобы иметь дополнительные убежища (поскольку Женева представляла собой замкнутый, недоверчивый кальвинистский город-государство, подобные предосторожности не были излишними).

В конце 1758 года Вольтер приобрел имение еще крупнее, в Ферне – в нескольких милях от Женевы, но на территории Франции. Здесь, иронически называя себя “метрдотелем Европы”, он принимал бесконечных посетителей в цветастом халате, громадном парике, увенчанном черной бархатной шапочкой, красных панталонах, серых чулках и белых полотняных башмаках. Довершали этот ансамбль пудра, духи и помады. Теперь Вольтер, “дивясь тому, что еще не умер”, начал сожалеть об отсутствии детей и в 1760 году удочерил Мари-Франсуазу Корнель (двоюродную внучку драматурга Пьера Корнеля). Вольтер дал бедной молодой женщине приданое и часто называл себя и Марию-Луизу ее родителями. Вольтер прожил с племянницей больше двух десятилетий, но они так и не поженились.

Кое-что простить Вольтеру нельзя. Некоторые его воззрения отвратительны. В 1740‐х и 1751 году Вольтер вкладывал деньги в работорговлю (при посредничестве Французской Ост-Индской компании). В “Письмах Амабеда” (1769) он называет африканцев “животными” (“нос приплюснут, ума вовсе или почти никакого”)[390]. К тому же Вольтер был страстным юдофобом и в эссе 1772 года объявил еврейский народ самым жестоким и невежественным из всех: “Вы заслуживаете преследования; это ваша судьба”. Вот вам и автор “Трактата о терпимости” (1763).

В то же время Вольтер инициировал ряд правозащитных кампаний и безостановочно писал крамольные книги, в том числе “Философский словарь” (Dictionnaire philosophique, 1764) – собрание убийственных суждений о всевозможных предметах, имеющих отношение к религии, морали и общепризнанному мнению. Выступления Вольтера в защиту угнетенных и без вины виноватых принесли ему репутацию “филантропа, рядящегося в циника”[391]. Том Холланд подытоживает: Вольтер – “эталон ненавидящего христиан прогрессиста, пропитанный христианской этикой”.

У Вольтера, особенно в частной переписке, часто встречается слово l’infâme, “гадина”, и выражение écrasez l’infâme – “раздавите гадину”. Это выражение, появившееся в 1759 году, имеет в виду союз религиозного фанатизма с насилием государственной машины, то есть вершимые от имени католической церкви изуверства и взращиваемые духовенством предрассудки и нетерпимость. В последние два десятилетия жизни ненависть Вольтера к институционализированной религии дошла до навязчивости, но ни одна из кампаний не поглощала его целиком. В Ферне он завел две мануфактуры: чулочную (шелком ее обеспечивал тутовый сад) и часовую (когда Вольтер принял у себя изгнанных часовщиков-швейцарцев). Одно время у него было восемьсот работников. При жизни Вольтера Ферне, деревня с населением четыреста человек, превратилась в городок с тысячью двумястами жителями – мирно уживающимися католиками и протестантами. Вольтер, выступавший в роли управляющего, финансового директора и торгового представителя, превратил часовую мастерскую в завод (он построил для своих работников сто домов) с годовым доходом в 600 тысяч фунтов. Фернейские часы могли соперничать с лучшими европейскими марками. Среди клиентов фернейской мануфактуры были императрица Екатерина II и король Людовик XV. Екатерина, с которой Вольтер более пятнадцати лет вел оживленную переписку, впоследствии приобрела его библиотеку (6814 томов). Она до сих пор хранится в петербургском Эрмитаже.

Вольтер умер 30 мая 1778 года в Париже, где он не был двадцать восемь лет, через несколько месяцев после возвращения ради надзора за постановкой своей пьесы “Ирина”. Перед смертью Вольтера неоднократно навещали священники, надеявшиеся, что на смертном одре он захочет исповедаться, но он отказался, а значит, вольнодумца не могли похоронить по христианскому обряду. Племянница тайно увезла тело Вольтера из Парижа и похоронила. Десятого июля 1791 года прах перезахоронили в парижском Пантеоне. Говорят, что в мероприятиях участвовал миллион человек. Вольтер гордился бы таким преувеличением.

Десятилетиями сначала в “Делис”, а после в Ферне засвидетельствовать почтение являлись великие и подающие надежду, кроме прочих – Джакомо Казанова, Джеймс Босуэлл и Адам Смит. В 1757 году у Вольтера гостил двадцатилетний Эдуард Гиббон. Это был не единственный его визит.

Жизни Вольтера (1694–1778) и Гиббона (1737–1794) пересекались более четырех десятилетий, но когда они впервые встретились, Вольтер принял гостя с безразличием, да и вообще положение молодого человека было незавидным. Эдуард Гиббон, дед историка по отцовской линии, был преуспевающим дельцом, но в 1720 году он, глава Компании Южных морей, потерял почти все, кроме 10 тысяч фунтов (а также “денег, которые он сумел утаить”), когда дело с оглушительным треском лопнуло. Тем не менее он быстро вернул состояние и оставил сыну не только большое поместье в Хэмпшире, но и гарантированное место в парламенте. Отец историка (тоже Эдуард Гиббон) был “человеком рассеянным, порывистым”, без деловой хватки. Жена Джудит родила ему семерых детей, но все они, кроме сына, умерли в младенчестве. Джудит и