Мимолетные видения незнакомой Японии - Лафкадио Хирн

Вскоре последнего неожиданно насильно разлучили с семьей, поспешно осудили за какое-то надуманное прегрешение и сослали на острова Оки. Одни говорят, что корабль, на котором он плыл, утонул в море со всеми, кто был на борту. Другие утверждают, что кэнгё доставили на острова Оки, но он вскоре умер от страданий и холода. В любом случае, в старых анналах Идзумо говорится, что в год, соответствующий 1661 году н. э., кэнгё Такатоси умер в стране Оки.

Получив известие о смерти кэнгё, Мацудайра не мог удержаться от ликования. Жена верховного жреца была дочерью его собственного каро или министра, одного из самых благородных самураев Мацуэ по имени Камия. Камия был немедленно вызван к даймё, и тот сказал ему: «Муж твоей дочери умер, и у нее больше нет причин для отказа прийти в мой дом. Доставь ее сюда». Каро коснулся лбом пола и отправился выполнять задание.

На следующий день Камия пришел в резиденцию принца и, пав, как полагалось, ниц, объявил, что приказ господина выполнен – жертва доставлена в его дом.

Ухмыляясь от предвкушения, Мацудайра приказал немедленно привести к нему девушку. Каро, преклонив колена, удалился и, вернувшись, положил перед своим господином куби-окэ[83], на котором лежала отрубленная голова прекрасной женщины, молодой жены покойного кэнгё, со словами: «Вот моя дочь».

Женщина предпочла смерть потери чести.

Семь поколений сошло в могилу после отчаянных попыток Мацудайры успокоить свою совесть строительством храмов и монументов в память о бедной женщине. Его собственный род умер вместе с ним. В жилах тех, кто сейчас носит знаменитое имя старинного рода даймё, течет другая кровь, а в мрачных руинах заросшего сорняками замка обитают лишь ящерицы да летучие мыши. Зато род Камия продолжает свое существование. Сегодня он не так богат, как при феодалах, но по-прежнему пользуется в своем родном городе великим уважением. И каждый верховный жрец Хиномисаки всегда выбирает себе невесту из числа дочерей этого доблестного рода.

Примечание: кэнгё, герою вышеупомянутой истории, Мацудайрой был посвящен алтарь Сиэкэй-дзиндзя в Ояме неподалеку от Мацуэ. Святилище было построено во искупление вины, и люди до сих пор молятся духу кэнгё. Рядом с храмом раньше находился очень популярный театр, тоже построенный даймё в искреннем желании умиротворить душу своей жертвы, потому что наместник слышал, что кэнгё очень любил театральные представления. Храм до сих пор прекрасно сохранился, но театр давно исчез, а его место теперь занимает крестьянский огород.

Глава тринадцатая

Синдзю

Часть 1

Иногда они, обнявшись, вместе ложатся на рельсы перед идущим поездом. (Но не в Идзумо – там пока еще нет железных дорог.) Иногда устраивают для себя маленький пир, пишут причудливые письма родителям и друзьям, добавляют в рисовое вино какое-нибудь горькое снадобье и засыпают, чтобы никогда уже не проснуться. Иногда выбирают более древний и почетный способ: любовник убивает свою возлюбленную одним взмахом меча, затем перерезает себе горло. Иногда, став лицом к лицу, связывают себя длинным нижним поясом из крапового шелка (коси-оби) и, обнявшись, прыгают в глубокое озеро или реку. Существует много способов попасть в Мэйдо для тех, кого терзает мировая печаль, столь удивительную теорию которой выдвинул Шопенгауэр.

Их собственная теория намного проще.

Никто не любит жизнь больше и не боится смерти меньше японцев. Их не пугают мысли о том, что произойдет с миром в будущем. Они с сожалением покидают мир настоящий, потому что он полон для них красоты и радости. Загадка будущего, издавна омрачавшая западные умы, не тревожит японцев. Что касается молодых влюбленных, о которых я веду речь, то у них есть странная вера, снимающая с таинства смерти покров загадочности. Они безгранично доверяют тьме. Если пара любовников слишком несчастна, чтобы выносить земное существование, то они считают виноватым в этом не кого-то еще и не весь мир, а самих себя – с этим они родились, и таков итог ошибок, совершенных ими в прошлой жизни. Если у них нет надежды соединиться в этом мире, то это происходит только потому, что в прошлом воплощении они нарушили свое обещание вступить в брак или жестоко обошлись друг с другом. Это отнюдь не инакомыслие. Хотя буддизм считает самоубийство смертным грехом, любовники верят, что, умерев вместе, сразу же обретут единство в другом мире. Идея обретения единства через смерть неизмеримо старше веры в Сяку, но в наше время каким-то образом позаимствовала из буддизма особый оттенок экзальтации, своеобразный мистический ореол. «Хасу но хана но уэ ни ойтэ матан» – «Они упокоятся вместе на лепестках лотоса в раю». Буддизм говорит о бесчисленных перевоплощениях, растянутых на миллионы миллионов лет, прежде чем душа сможет обрести Бесконечное Видение, Бесконечную Память и раствориться в блаженстве Нэхан, как белое облако тает летом в небесной синеве. Но страдальцы никогда не думают о Нэхан. Соединение в любви, их наивысшее желание, может быть достигнуто, как они полагают, только посредством укола смерти. Как видно из печальных писем самоубийц, их фантазии могут сильно различаться. Одни думают, что войдут в светлый рай Амиды, другие лишь надеются на саки-но-ё, будущую реинкарнацию, когда влюбленный снова встретится со своей возлюбленной во всепобеждающей свежести новой юности, в то время как представления многих других, практически большинства, еще неопределеннее – плыть вместе в туманной тишине, как в легком блаженстве сновидения.

Влюбленные самоубийцы всегда просят похоронить их вместе. Нередко родители или опекуны отказывают в этой просьбе, однако люди считают такой отказ жестокостью, ибо существует поверье, что умершие из-за любви друг к другу не найдут себе покоя, если их не положат в одну могилу. Но когда просьбу удовлетворяют, церемония погребения протекает красиво и трогательно. Из двух домов выходят две похоронные процессии, чтобы при свете фонарей встретиться во дворе храма. Там, после прочтения кё и привычных помпезных церемоний, главный жрец обращается к душам умерших. Он с состраданием говорит об ошибках и грехах, о юности жертв, краткой и прекрасной, как цветы, которые первый раз распускаются и опадают по весне. Говорит о захватившей их иллюзии – маёи и повторяет предупреждение Учителя. Но иногда жрец предсказывает будущее воссоединение влюбленных в более счастливой и высокой жизни, повторяя добросердечное народное поверье с красноречием, заставляющим слушателей плакать навзрыд. Затем обе процессии сливаются в одну, которая направляется на кладбище, к заранее приготовленной могиле. Два гроба опускают вместе, чтобы они касались друг друга боками, когда лягут на дно могилы. Затем яма-но моно[84] убирают доски, разделяющие пару, тем