Писательская рота - Сергей Егорович Михеенков

я отчаянно стосковался по тебе и с какой тоской и радостью я вспоминаю твоё тело… Хочу держать тебя в руках и яростно ласкать тебя до боли, до счастья, до конца и не желаю говорить ни о чём другом — понимаешь ты меня, моя желанная, моя нужная до скрежета зубовного… я даже ношу в кармане твоё письмо и помню его и боюсь перечитывать — оно волнует меня и бесит тем, что я бессилен вот сейчас так же грубо и торопливо, как это бывает, когда приезжаю издалека, схватить тебя в свои руки и, задыхаясь от счастья и желаний, сделать с тобой всё, что захочу…»

Его любовь была не только «тоской тела». Он умел заботиться о любимой, окружать её своим вниманием и материальными доказательствами своей заботы.

Когда читаешь такие письма и подобные им, написанные писателями и поэтами старшего поколения, в особенности фронтовиками, невольно приходишь к твёрдой мысли о том, что издавать (переиздавать) их книги нужно, просто необходимо, с комментариями, в которых надо публиковать всё это. Во-первых, такие комментарии, или параллельные публикации, просветлят для читателя обстоятельства, в которых некогда пребывал автор и которые формировали контуры его души. Во-вторых, это объяснит некоторые необъяснимые мотивы поступков его героев и его самого. Есть ещё и в-третьих, и в-четвёртых…

А Валентина Серова — что тут поделаешь! — в реальной жизни не справилась с тем образом, который создала на сцене и на экране. Он оказался слишком трудным, непосильным. Импульсивная, порывистая, сценой и жизнью наученная повелевать в любви, брать всё желаемое, она легко влюблялась и легко расставалась. Актриса! Такие зачастую не умеют вовремя заметить ту черту, где кончается сцена, заученный образ, и начинается жизнь, настоящие страдания, настоящая боль и глубокое чувство, которое стократ твёрже сценической страсти, лицедейства. Весной 1942 года она страстно влюбилась в командующего 16-й армией Константина Константиновича Рокоссовского. Рокоссовский был тяжело ранен в Сухиничах. Самолётом его переправили сначала в тыловой госпиталь в Козельск, где сделали операцию, потом — в Москву. Он постепенно приходил в себя, выздоравливал в палате, во время осады Москвы устроенной в одном из корпусов Тимирязевской академии на Лиственичной аллее. Однажды в госпиталь прибыли артисты. К раненому генералу пришла Серова…

Тот роман был скорее выдуман самой Серовой. Она и вправду влюбилась в красивого, мужественного генерала, этакого Андрея Болконского, чудом выжившего на Бородинском поле после тяжёлого ранения. Она снова спутала литературу, сцену с реальной жизнью. Зачастила на Лиственничную аллею. Молва эту историю раскрасила яркими красками и подробностями. Генерал же относился к ней как к артистке, не более того. Во всяком случае, по выписке из госпиталя «роман» прекратил и через доверенного офицера связи штаба армии вернул Серовой пачку нераспечатанных писем, которые она посылала ему на фронт. Таким образом, как повествует молва, Валентина Серова в своём очередном любовном порыве своего не добилась, а только опозорила мужа. Ещё бы, ведь в эту историю пришлось вмешаться даже Верховному — Сталин приказал вернуть из эвакуации жену Рокоссовского и подыскать для семьи генерала достойную квартиру в Москве: «Бабы сами разберутся».

Бабы разобрались.

Через несколько дней Симонов и фотокорреспондент «Красной звезды» Яков Халип[21] выехали на Южный фронт в Одессу. В поездку с собой Симонов, кроме всего прочего и необходимого, взял «здоровенный томище “Тихого Дона”». Как будто уже задумал написать нечто подобное, масштабное, соразмерное происходящим событиям. И это нечто подобное действительно будет создано, но нескоро, спустя десятилетия, в виде романа-трилогии «Живые и мёртвые».

Странствуя по фронтам, флотам, армиям, дивизиям и полкам, Симонов ходил на транспортных судах, плавал на подводной лодке к румынским берегам, жил в землянке, колесил по дорогам войны, ютился рядом с бойцами в прифронтовых деревнях, зачастую полусожжённых немецкой и своей артиллерией. Наполнялись записями блокноты. Наполнялась впечатлениями душа. Потом всё это выплеснется — в пьесы, в стихи, в трилогию «Живые и мёртвые». А непосредственно — в книгу очерков «От Чёрного до Баренцева моря. Записки военного корреспондента».

Конечно, его, военкора Симонова, война существенно отличалась от войны тех, кто на фронте командовал ротами, взводами, батареями, танковыми экипажами, орудийными расчётами, кто был просто солдатом или курсантом в боях в Подмосковье или под Курском и кто, дожив до Победы, шагнул в литературу, предъявив издателю и читателю «Убиты под Москвой», «Горячий снег», «Его зарыли в шар земной…». Но стихи и проза его и сейчас читаются как документ и свидетельство того, что было. Созданные Симоновым художественные образы высоки, узнаваемы, хрестоматийны. Величина их постоянна и неоспорима.

Существуют как бы две литературы о войне. Они не спорят, не конкурируют, они дополняют одна другую. Усиливают. Одна литература принадлежит перу военных корреспондентов и тем, кто уже прочно занял своё место на книжных полках до 1940-х годов: Леониду Леонову, Александру Фадееву, Михаилу Шолохову, Всеволоду Вишневскому, Константину Паустовскому, Андрею Платонову, Александру Твардовскому. Другую создали лейтенанты, отчасти тоже военные корреспонденты. Только служили они не в центральных, а в дивизионных, армейских и фронтовых газетах и на передовую из своих редакций зачастую отправлялись пешком, потому что окопы первой линии были рядом.

Но вернёмся к теме личной жизни писателя. К теме любви. Пожалуй, если бы актриса Валентина Серова не мучила его своим женским непостоянством, Симонов и не написал бы столь пронзительных стихов. Ведь «Жди меня» — это действительно заклинание, попытка отвести любимую от роковой ошибки. Потому что её ошибка может погубить и Её, и Его, и всю вселенную, которая создана их любовью и верностью.

Раз уж зашла речь о личном, то именно здесь стоит сказать о тех женщинах, которые в разные годы были рядом с Симоновым.

Наталья Викторовна Гинзбург была дочерью драматурга и режиссёра Виктора Яковлевича Гинзбурга (Типота). Она приходилась племянницей писательнице и мемуаристке Лидии Яковлевне Гинзбург. Знакомство с Симоновым произошло в Литинституте. Наталья родилась в Одессе. Тогда модно было жениться на одесситках. И Литинститут, и редакции журналов и издательств были буквально наводнены одесситками и одесситами. Они довольно решительно завоёвывали Москву и в конце концов её завоевали. Наталья много писала и публиковалась — критика, научно-фантастическая проза. Вышедшая в 1938 году поэма Симонова «Пять страниц» посвящена ей. Симонов вообще легко дарил посвящения своим любимым. Брак с Натальей Гинзбург (Соколовой) был недолгим.

Вторая жена, Евгения Ласкина, работала в журнале «Москва», заведовала отделом поэзии. Так что и этот брак был литературным, и даже более того. Не каждому молодому поэту удавалось жениться на заведующей отделом поэзии «толстого» литературного журнала. У Ласкиной был прекрасный литературный вкус и авторитет, который распространялся дальше и выше литературных кругов. Именно она,