Конде Наст. Жизнь, успех и трагедия создателя империи глянца - Жером Каган

смелы. Надо полагать, что за этими работами, оставившими веху в истории журнала, стояло много бессонных ночей и столько же холодного пота не только Берара, но и всей команды журнала.

Берар, подверженный депрессии, зависящий от опиума, заядлый полуночник, исчерпал все силы и терпение всей редакции. Случалось, что, не способный соблюдать график, который ему навязывали, он терял рисунки, предназначенные для журнала, или же находил их в последнюю минуту испачканными кофейными пятнами или плавающими в луже мочи своей собаки по кличке Гиацинт. Соланж д’Айен, с которой он был в доверительных отношениях, использовала все доступные для друзей средства, чтобы заполучить столь желанные работы: честность, очарование, приступы ревности и слезы сменяли друг друга, чтобы расчистить путь к сердцу художника.

Когда Беттина Баллард начала работать в Париже как американский корреспондент Vogue, ее предупредили о своеобразии личности Берара и правилах, которые следует соблюдать: всегда требовать сдачи работ за неделю до крайнего срока, никогда не позволять художнику уносить с собой аксессуары или платья, которые он должен нарисовать, – в противном случае их можно больше не увидеть, – отказывать в выдаче авансом денег, которые художник моментально тратил на покупку, задерживая исполнение заказов.

Иногда под надуманным предлогом удавалось увести Берара из кафе, где он любил проводить время, и затащить его в бюро на Елисейских Полях. Там вся команда объединялась для того, чтобы удержать его внутри и заставить работать. Берар, запертый дотемна в кабинете Мишеля де Брюнофф, рисовал то правой, то левой рукой платья, которые Беттина Баллард или Соланж д’Айен надевали на себя или прикладывали к себе под подбородок, чтобы оживить эти модели. Мишель де Брюнофф, комический талант которого обожали его друзья и коллеги, также не боялся импровизировать, демонстрируя шляпу… А так как Берар ничего так не любил, как поесть, незаконное лишение свободы заканчивалось поездкой в хороший ресторан, где толпа оторопевших клиентов смотрела, как этот обжора уплетает за обе щеки все, что кладут ему на тарелку.

Слияние

Несмотря на предпринятые командами усилия, несмотря на предложения на групповую подписку, агрессивные рекламные тарифы, контроль стоимости производства, журнал Vanity Fair ежемесячно терял деньги. Напрасно Фрэнк Кроуниншильд пытался применить более коммерческий подход, ничто так не было чуждо его природе, как понятия «ограничения», «экономия» и «рентабельность». Журналы Vogue и House & Garden, которые также пострадали от резкого сокращения рекламного бюджета, больше не могли себе позволить возмещать убытки некогда самого остроумного журнала своего времени.

После короткого оживления в 1934 г., когда холдинг снова добился положительных результатов, 1935 г. показал суммарные убытки в 208 167 долларов. Это было лучше, чем в 1933 г., самом тяжелом в истории холдинга, когда дефицит составлял 500 000 долларов, но вызывало слишком большую тревогу, не давая возможности бездействовать, выжидая, пока сменится тенденция. Также в декабре 1935 г. Конде Насту пришлось принять одно из самых сложных в его жизни издателя решений: потопить второй флагманский корабль своего медиахолдинга.

В феврале 1936 г. в передовице Наст со своей обычной прямотой объявил о закрытии журнала Vanity Fair, или, скорее, как это принято в прессе, об «объединении журналов Vanity Fair и Vogue под одним названием»:

Начиная с мартовского номера журнал Vanity Fair будет объединен с журналом Vogue и начнет выходить под названием Vogue, включающий в себя Vanity Fair».

Я решил объединить журнал Vanity Fair с Vogue, его собратом в семье нашего медиахолдинга, по той причине, что снижение рекламной поддержки, предоставляемой в данный момент таким периодическим изданиям, как Vanity Fair – журналам, в огромной мере посвященным новинкам из мира книг по искусству, музыке, критике, скульптуре, сатире, очеркам, живописи и т. д., – привело к тому, что их выпуск в качестве отдельного издания стал нерентабельным. Поэтому журнал заканчивает свою карьеру как самостоятельное издание.

Журнал Vogue примет на вооружение отдельные издательские особенности Vanity Fair, продолжая, к примеру, работать с основными фотографами Vanity Fair, некоторыми из самых талантливых художников и писателей. Также на страницах журнала Vogue повышенное внимание будет уделено театру, кинематографу и искусству.

Кроуни не попался на эту удочку: Vanity Fair и вправду скончался. Что до его новой должности «издательского консультанта» в журнале Vogue, то она, безусловно, была похожа на утешительный приз. В компании винили в биржевом крахе новые издания, такие как The New Yorker, основанный в 1925 г. Гарольдом Россом и его женой Джейн Грант, которые сумели утвердиться за последнее десятилетие и завоевать сердца читателей. Осознавали ли Наст и Кроуниншильд, что Vanity Fair был уже не в духе времени? Беда не приходит одна, в том же месяце Конде Наст был вынужден объявить о перепродаже ежемесячного журнала The American Golfer, присоединенного к его коллекции в октябре 1928 г. после нескольких месяцев переговоров…

Итак, пока еще в офисе в доме № 420 на Ленгсингтон-авеню продолжали работу над тремя периодическими изданиями: Vogue, House & Garden и The Vogue Pattern Books, в котором публиковали выкройки для шитья…

Настенные часы, гномы и канарейки

– Жермена, как дела с изучением английского? Давненько мы ничего не слышали о твоем портном…

– О портном Жермены? Почему ты спрашиваешь об этом, Сюзанна?

– «My tailor is rich» (мой портной богат) – самая первая фраза из ее дурацкой методики, о которой она твердила без умолку[17].

– Так почему же она выбрала эту фразу? Любопытно, не так ли?

– Я думаю, мадемуазель Мадлен, что автор захотел использовать легко узнаваемые французские слова: tailor вместо tailleur (портной) и rich вместо riche (богатый). Нет? Кажется, вы сомневаетесь, мадемуазель Сюзанна…

– По-моему, эта на вид безобидная фраза звучит как прописная истина, наивность которой можно было бы оспорить…

– Выражайся яснее, Сюзанна, мне кажется, мы не понимаем, о чем ты.

– Для меня фраза My tailor is rich исходит из банальной мысли о том, что портными часто бывают евреи, а евреи богаты!

– Тебе повсюду мерещится зло!

– Точно! Я думаю, что сегодня виноваты невинные. Послушай, Жермена, ты можешь перевести эту страницу, чтобы проиллюстрировать мои слова?

– О чем идет речь?

– О статье с иллюстрациями под названием «Муссолини, Гитлер и Иден в своих убежищах», опубликованной в американском издании Vogue неделю или две назад. Постойте… Точно, 15 августа 1936 г.

– Хорошо, я попробую:

Когда эти люди, ответственные за внешнюю политику, возвращаются к себе домой, они находят там покой. Все эти комнаты очевидно раскрывают личность и говорят о родине каждого из них: лондонский дом Энтони Идена, построенный в упорядоченном и обезличенном, как и английская дипломатия, британском стиле; причудливое и комфортабельное немецкое шале Гитлера; и вилла Муссолини, декорированная в агрессивном стиле, отличающаяся великолепными