Туринская плащаница. Свидетель Страстей Христовых - Жан-Кристиан Птифис

Тезисы ван Остервейк-Гастюш были представлены на римском конгрессе CIELT в 1993 году, а затем вновь повторены и доработаны в книге, опубликованной в 1998 году и содержащей интересные научные данные о пределах возможностей и неудачах метода Уилларда Либби, но также и ненужную полемику, ослабляющую ее аргументацию[327].

При этом после римского конгресса 1993 года двое русских ученых, Андрей Иванов и Дмитрий Кузнецов, лауреаты премии Ленинского комсомола, занялись экспериментами в области изотопных обменов, предположительно ставших результатом этого термического явления. Они установили, что карбоксилирование льна в присутствии дымовых газов и ионов серебра влечет за собой уменьшение возраста анализируемого предмета.

По их мнению, пожар 1532 года вызвал, таким образом, насыщение льна С-14 на 40 %, а С-13 – на 25 %, что дало омоложение ткани примерно на 1950 лет. В статье, опубликованной впоследствии в Journal of Archaeological Science от 5 января 1996 года, они сообщали о 1400-летней разнице в возрасте у ткани, найденной в оазисе Эйн-Геди в Израиле и датированной III веком до н. э., в результате воздействия температуры 200 °C на протяжении полутора часов[328].

Эти открытия внушили большие надежды тем, кто с нетерпением искал объяснение разнородности результатов 1988 года. Но работы русских ученых вызвали возражения. Тимоти Джалл и его коллеги в области радиоуглеродного анализа из Тусонской лаборатории, пламенные сторонники средневекового происхождения Плащаницы, повторили эксперимент и пришли лишь к незначительному изменению возраста, тогда как синдонолог Марио Морони и отец Жан-Батист Ринодо, со своей стороны, получили омоложение на две или три сотни лет в присутствии воды. Недостаточно для объяснения результатов, опубликованных Nature.

Следовало изучить возможность иных загрязнений. В 1996 году американский микробиолог Леонсио Гарса-Вальдес из Университета Святой Марии в Сан-Антонио (штат Техас) обнаружил на волокнах бактериальные загрязнения, вызванные микроскопическим грибом лихенотелией (Lichenothelia), образующим «биопластическую пленку», способную «нагрузить» Плащаницу С-14 и, следовательно, весьма существенно исказить ее датирование[329]. Плесневые грибы на ткани принадлежали к трем видам: аспергилл (Aspergillus), акремоний (Acremonium) и кладоспорий (Cladosporium).

Это открытие побудило профессора Гарри Гува, так кичившегося результатами 1988 года, вернуться к вопросу о неоспоримости средневекового происхождения Плащаницы. Неизвестное в то время биопластическое загрязнение, как признал он, могло исказить датировку. «У нас не было способа датировать Плащаницу с абсолютной уверенностью. Как только мы разработаем надежную технологию отделения целлюлозы от биологического материала, думаю, мы сможем предложить новую датировку Плащаницы с помощью C-14»[330]. Отличная смена точки зрения на противоположную!

Что касается нового поколения специалистов по радиоуглеродному анализу, оно повело себя заметно скромнее предыдущего. В 2008 году новый директор Оксфордской лаборатории радиоуглеродного анализа Кристофер Бронк Рамси, констатируя расхождения между выводами C-14 и других научных дисциплин, не исключал, что двадцать лет назад была совершена ошибка[331]. Неполное, и все же весьма смелое признание: «Я по-прежнему готов рассмотреть любое серьезное предположение, которое объяснило бы, почему датировка могла быть неверной, и провести другие анализы, чтобы исследовать подобные предположения… Судя по данным радиоуглеродного анализа и всем остальным данным относительно происхождения Плащаницы, у нас, похоже, имеется конфликт интерпретаций различных доказательств»[332].

Два года спустя французский биолог и генетик Жерар Люкотт, страстно увлекшийся научным изучением реликвий, подтвердил в своей книге «Истина о Святой Плащанице» (Vérité sur le Saint Suaire) это особо важное загрязнение. В пыли, взятой путем аспирации с различных мест Плащаницы, он нашел обильные следы карбоната кальция, микрогранул кремния, а также бактерии и плесневые грибы в большом количестве, поскольку методы очистки и чистящие средства, плохо приспособленные к старым загрязнениям, были не способны убрать их полностью. Их присутствие неизбежно исказило подсчеты[333].

При всем том ни одно из этих загрязнений само по себе не могло объяснить расхождение примерно в 1300 лет между эпохой Христа и диапазоном, полученным лабораториями. Ведь в таком случае следовало допустить, что к изначальной ткани добавилось около двух третей органических веществ – существенное количество, позволяющее сторонникам версии о средневековой подделке обставить противников!

Именно в этой связи многие исследователи задались вопросом, репрезентативны ли три образца, взятые рядом с «зоной Раэса», для всей ткани. И все, конечно, сожалели, что в других частях ткани С-14 не измеряли[334].

В 1997 году историк и археолог из Швейцарии Мария Грация Сильято обратила внимание наблюдателей на средний вес взятой ткани: 42,84 мг на кв. см, тогда как у всей ткани он составлял 25 мг. Чем объяснить столь значительное расхождение, если не перегрузкой текстильным материалом, не относящимся к исходной ткани? Выходит, образец содержал в себе штопку более 40 % своего веса? Пусть даже эти цифры спорные, но вопрос о репрезентативности образца стал ключевым[335].

«Плащаница, – пишет Сильято, – за многие века подверглась крупным реставрациям. На ней можно различить целый каталог починок: сметка на живую нитку, обработка края, сметочный шов, шов через край, собственно починка и тамбурный шов. Видны добавления усиливающего полотна, заплаты на сгоревших частях, известно, что под всю поверхность ткани было подложено голландское полотно аналогичного размера, которое закрепили бесчисленным количеством стежков, прошивающих обе ткани вместе, – стежков, которые „идеально сливаются с нитями плащаницы“, как заявили наблюдатели.

Помимо починок, обширные зоны были укреплены или даже восстановлены с помощью техники, требующей терпения и большой аккуратности – „невидимой штопки“, состоящей из нитей, которые внедряют между нитями основы и обрезают на концах, без узлов, так что они теряются в имеющейся ткани»[336].

При выставлении Плащаницу держали каноники и епископы, редко надевавшие для этой цели перчатки, причем держали вдоль верхней каймы – в одном из мест, откуда так неудачно был взят сначала образец Раэса в 1973 году, затем в 1988 году, ниже него, фрагменты, предназначенные для лабораторий радиоуглеродного анализа – и обращались с ней без должной осторожности.

Еще в октябре 1976 года профессор Рикардо Джервазио, автор опубликованного в журнале Sindon исследования о реставрациях, через которые прошла реликвия, утверждал, что нашел в левом и правом углах заплаты 35 и 15 см, поставленные до пожара 1532 года и предназначенные для починки оригинала, «истрепавшегося с веками, как края старого ковра». В том же году Энцо Делоренци, член первой комиссии, которой в 1969 году было поручено изучение Плащаницы, после внимательного изучения реликвии поделился своим «впечатлением» о многих «парах рук», работавших над реставрацией священного полотна.

Два года спустя три исследователя, Р. Моттерн, Р. Лондон и Р. Моррис, проводившие рентгенографические исследования зоны взятия пробы Раэса, констатировали существенную неравномерность, наличие изношенных частей «слабой плотности» и других, подвергшихся крупной починке.

К сожалению, в 1988 году лаборатории отклонили предложение STURP провести предварительный физико-химический анализ с помощью разрушающего метода AMS: стало бы известно, была в этой области починка или нет. Это одна из их серьезнейших этических ошибок.

В 1996 году химик Алан Адлер, внесший большой вклад в идентификацию пятен крови, после анализа волокон этой зоны с помощью инфракрасной спектрографии счел, что в окантовке, откуда были взяты образцы, возможно, имела место починка[337].