Туринская плащаница. Свидетель Страстей Христовых - Жан-Кристиан Птифис

Эту гипотезу в 1998 году поддержали Пьеро Саварино, научный консультант при кардинале-архиепископе Парижа монсеньоре Полетто, и синдонолог Бруно Барберис. По их мнению, «радиационный опыт мог быть искажен наличием посторонних нитей, происходящих от невидимой штопки, зачастую использовавшейся в прошлом на частях ткани, которые в итоге казались целыми».

В 2000 году два американских исследователя-любителя, Джозеф Марино и его жена Сью Бенфорд, в свою очередь пошли по этому многообещающему пути, подчеркнув, что реставрации подтверждены как минимум в 1534 (клариссинки Шамбери), 1694 и 1868 годах, но, вероятно, были и другие. В одном из первых исследований они предположили заплатку из нового льна, тщательно подшитую и потому ускользнувшую от внимания специалистов по радиоуглеродному анализу, а затем, проконсультировавшись с тремя экспертами, примкнули к гипотезе об очень кропотливой технике штопки[338].

В то время уже существовали две возможные техники для ремонта ценных тканей и гобеленов: «вплетение» (inweaving), заключающееся во внедрении в поврежденные места одной или нескольких заплат, которые по краям ловко соединялись с волокнами первоначальной ткани (они были невидимы с лицевой стороны, но узнаваемы с изнанки), и «французское тканье» (French weaving), предназначенное для более маленьких поверхностей и заключающееся в ручном внедрении новых нитей между нитями утка и основы. Эти нити терялись в имеющейся ткани – штопку невозможно было выявить на глаз и на ощупь с обеих сторон, что, вероятно, объясняет, почему даже такие эксперты по текстилю, как Габриэль Виаль или госпожа Флюри-Лемберг, не заметили ничего аномального. По мнению Марино и Бенфорд, эта реставрация была произведена не в 1534 году клариссинками, а в 1531 году, за год до пожара в Шамбери, через несколько месяцев после смерти Маргариты Австрийской, по просьбе ее племянника Карла V. Что ж, не исключено.

Знаковые открытия Рэймонда Роджерса

В 2002 году, когда профессору Рэймонду Роджерсу из Лос-Аламосской научной лаборатории, контролировавшему химические анализы STURP, его друг Барри Шворц принес гипотезу Марино и Бенфорд о повторно сотканном полотне, он расхохотался и с ходу ее отмел: «Я за пять минут докажу им, что они ошибаются!» Но пяти минут не хватило, а через несколько часов он был твердо убежден: «Они правы!»

С этого мгновения Роджерс, утративший интерес к Плащанице после результатов радиоуглеродного датирования, вновь взялся за дело. В его распоряжении имелось 32 образца на клейких лентах, которые он отобрал сам в 1978 году в различных местах Плащаницы, 14 фрагментов волокон из образца профессора Раэса 1973 года, несколько образцов голландского полотна XVI века и, наконец, фотографии всех зон, включая ту, для которой были проведены анализы 1988 года. В декабре 2003 года он получил еще несколько нитей из запасов профессора Гонеллы.

Проведя за несколько месяцев серии исследований по аналитической химии и наблюдений с помощью оптического и сканирующего электронного микроскопа, а также обратившись к Лос-Аламосской лаборатории Стэнли Косевича для термохимических исследований, Роджерс пришел к следующему выводу: в образцах, взятых Гилбертом Раэсом в 1973 году, равно как и в соседних, послуживших для радиоуглеродного анализа, в значительном количестве присутствуют волокна хлопка, причем не в форме поверхностных следов, как на остальном полотне[339]. В отличие от других зон Плащаницы, они оказались плотно смешаны с волокнами льна, что, конечно же, наводило на мысли о починке[340]. В 2008 году Тибо Хаймбургер, французский синдонолог с научным образованием, получивший льняную нить из образца Раэса, констатировал то же самое; по его оценкам, содержание добавленного хлопка составляло от 10 до 20 %[341]. Таким образом, зона Раэса и радиоуглеродного анализа, состоящая из смеси льна и хлопка, отличалась по своей природе от остальной Плащаницы, содержавшей только чистый лен.

Более того, Роджерс заметил, что волокна в этой зоне были окрашены, покрыты слоем пигмента желто-бурого цвета, что давало повод предположить, что при починке их цвет изменили, чтобы он соответствовал остальному полотну[342]. Джон Браун, специалист по микроскопии из Технологического института штата Джорджия (Атланта), подтвердил это открытие в независимом исследовании[343].

По данным анализа с помощью масс-спектрометрии при пиролизе, а также микрохимических тестов, этот необычный пигмент содержал в качестве связующего вещества гуммиарабик, в качестве красителя – ализарин (производное марены, появившееся в XVI веке), а в качестве закрепителя – гидроокись алюминия. Еще в 1978 году рентгеновские измерения этого компонента показали, что в зоне радиоуглеродного анализа его концентрация в двадцать раз выше, чем в остальном полотне. Роджерс объяснял добавление волокон хлопка тем, что они гигроскопичнее льна и могут впитать больше пигмента.

Еще одним открытием инженера-химика стало присутствие ванилина, причем только в трех местах: в нитях льна из образца Раэса, в нитях, предназначенных для радиоуглеродного датирования, а также в голландском полотне. Он установил, что этот компонент лигнина из льна со временем распадается, причем скорость этого процесса зависит от температуры окружающей среды, что может послужить доказательством того, что остальная часть Плащаницы, в которой этого вещества не содержится, – самая древняя.

Рэймонд Роджерс, признанный международным сообществом специалист в области химической кинетики, скончался в марте 2005 года, через несколько недель после публикации его статьи журналом Thermochimia Acta. Он был человеком исключительной строгости ума и принципов, и притом очень скромным. Его последние работы, основанные на непротиворечивых экспериментальных данных и достойные научного расследования, по мнению других специалистов, одновременно объективны, актуальны и имеют первостепенное значение. Наравне с открытиями статистиков они демонстрируют фиаско радиоуглеродной экспертизы.

К слову, ученые-зететики восприняли его всерьез. Они увидели в нем врага, которого следовало уничтожить, и с яростью набросились на него в интернете[344]. Один из последних защитников анализов 1988 года, Тимоти Джалл, приближенный к зететическим кругам, нанес контрудар. Изучив под электронным микроскопом несколько нитей, хранившихся в его лаборатории в Тусоне, он заключил, что в зоне взятия образцов не было никаких следов ванилина. Возможно, ему попались только льняные нити?

Как бы то ни было, многие данные согласовывались с работами Роджерса. В предыдущей главе мы уже видели противоречие в размерах взятого образца: 8 × 1 см, в окончательном отчете превратившиеся в 7 × 1 см. Джованни Риджи в своем отчете привел объяснение, которое должно было встревожить исследователей: полоса была обрезана из-за присутствия по краю «нитей такой природы, что даже в минимальном количестве они могли бы привести разброс датировок, поскольку были добавлены позже». Подтверждая эту аномалию, в своем исследовании образца 1988 года итальянский синдонолог Джорджио Тессиоре написал: «Один сантиметр нового образца пришлось удалить из-за включения нитей другого цвета». В свою очередь, присутствовавший при взятии образца директор Оксфорда Эдвард Холл уточнил природу этих «примесей» в Tablet от 14 января 1989 года: «Это был не шелк, а окрашенные волокна хлопка», rogue fibers, «чужеродные волокна», как он их назвал. Ему даже пришлось связаться с лабораторией П. Г. Саута в Дерби (Precision Process Ltd. Derby), чтобы получить подтверждение. И там констатировали, что в образце действительно присутствуют «тонкие волокна хлопка темно-желтого цвета». То же было и с образцом, который получила лаборатория в Цюрихе.