Джентльмен и вор: идеальные кражи драгоценностей в век джаза - Дин Джобб

«Похититель орудовал в одиночку – по всему видно, это был профессионал и знаток драгоценных камней, – сообщила “Нью-Йорк Таймс”. – Полиция считает эту кражу делом рук Артура Бэрри».

Охота на него и без того шла полным ходом. Телеграммы с описанием беглецов разослали во все полицейские участки и шерифам по всему северу штата Нью-Йорк. Техасские полицейские тоже получили уведомления на случай, если преступники направятся в Мексику.

Начальник Оберна Эдгар Дженнингс назначил награду пятьдесят долларов за беглеца, и эта сумма – довольно неплохая в условиях начинавшейся Великой депрессии – привлекла внимание некоторых сыщиков-любителей. В Санбери, Пенсильвания, один из них сообщил о подозрительном приезжем, похожем на Бэрри. Но, взглянув на фото в профиль и анфас, он понял, что ошибся. Тот мужчина, за которым он наблюдал, «тоже явно какой-то преступник», но не прославленный вор. В Огайо человек по имени Джон Корнелл проинформировал Оберна, что в поезде познакомился с пассажиром, который представился Си-Си Бэрри. Но дело не только в имени, Корнелла насторожило, что тот человек предложил подыскать ему работу – и это при дефиците рабочих мест в стране.

Нью-йоркская «Дейли Ньюс» предположила, что Бэрри примется лихорадочно искать деньги, и теперь видели его «почерк» повсюду. «Дерзкий налетчик», обокравший виллу Хатчинсонов в Массачусетсе, заявила газета, это, несомненно, тот самый «пресловутый сорвиголова и похититель драгоценностей». Когда в Уэстчестере четверо напали на везшего зарплату курьера – это произошло вскоре после побега, – свидетели, которым показали фотографию Бэрри, сказали, что один из нападавших очень на него похож. Также газета назвала его подозреваемым в двух августовских кражах драгоценностей из лонг-айлендских домов на общую сумму восемьдесят тысяч долларов.

Тем временем в похищении драгоценностей у Хатчинсонов признался совсем другой человек, но в головах уже прочно укрепилась идея, что главный профессионал-похититель притаился где-то в тени и вот-вот нанесет удар. Поговаривали, что зажиточные обитатели Лонг-Айленда отменяли вечеринки и нанимали ночных сторожей, готовясь к возвращению «грозного призрака», «вселявшего ужас в сердца богатых».

Сам же «призрак», наводящий страх на сильных мира сего, пребывал отнюдь не в том состоянии, чтобы красть бриллианты. Бэрри залег на дно в снятой Анной квартире в Верхнем Истсайде и занимался своими ранами. В аптеке он набрал бинтов и прочих средств для оказания первой помощи и принялся применять свои знания и навыки боевого санитара. «Я умею прижечь рану и предупредить заражение», – объяснял он, прочищая ляписом входное отверстие на плече и морщась от жжения. Промывка этой раны была болезненной ежедневной процедурой. Он в итоге нашел врача, который согласился удалить пулю, не ставя в известность полицию.

В середине августа он уже чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы вызвать Анну. Она получила сообщение через друзей, Бэрри назначил встречу на Таймс-сквер. Она доехала на такси до Бродвея, где тут же растворилась в потоках людей, хлынувших на улицу с утренних спектаклей. Он подошел к ней, когда она ожидала свидания у указанного в записке газетного киоска.

– Обними меня, – прошептала она. – Иначе я упаду в обморок.

– Держись, – сказал он, заключая ее в объятия, а потом повел прочь от толпы.

Она спросила: куда он поедет?

– В смысле, куда мы поедем? – улыбнулся он в ответ. – Ты едешь со мной.

Как она ждала этих слов! «Я любила его, – призналась она, – больше всего на свете». Ее пугало то, что ждало их впереди, но еще страшнее было остаться без него.

«Мы понимали: теперь за нами вечно будут гоняться, – рассказывала она потом, – нам все время придется переезжать с места на место, чтобы оставаться на шаг впереди полиции».

Когда именно их поймают? Кто знает.

– Если у нас будет хотя бы года три, – признал Бэрри, – сможем считать себя счастливчиками.

Но для Анны имели значение только две вещи: «Чтобы ему ничего не угрожало – хоть какое-то время». И – хоть какое-то время – побыть вместе.

Им придется соблюдать осторожность. Нью-йоркская полиция была уверена, что Бэрри объявится в прежних местах, и детективы бдительно поджидали их обоих – Бэрри и Блейк. «В воздухе носилось множество зацепок о том, где искать Бэрри», – отметил Теодор Прейджер, полицейский репортер из «Дейли Ньюс», в материале о том, как он упал на хвост детективам, поехавшим проверять квартиру в пригороде, где, по слухам, залег Бэрри.

Полиция в итоге засекла Анну, но она твердо заявила, что ей неизвестно, где Бэрри, и она понятия не имела, что готовился побег. Ее квартиру обыскали. За ней постоянно следили, но ей удавалось уводить детективов в штатском от убежища Бэрри. Чтобы ездить к нему и потом возвращаться к себе, она научилась виртуозно обводить преследователей вокруг пальца, ныряя в метро и меняя такси. «Куда бы я ни шла, – вспоминала она, – все время приходилось совершать резкие виражи».

Раны Бэрри заживали, а состояние Анны, наоборот, стало ухудшаться. «В какой-то момент я почувствовала себя настолько ужасно, – призналась она несколько лет спустя, – что думала, настал конец». Вспоминая те времена, Анна не употребляла слово «рак» и не описывала, как ее лечили, но известно, что она не могла ходить и лежала, прикованная к постели. «Артур служил мне утешителем, нянькой, поваром и горничной», – рассказывала она. Их преданность друг другу крепла день ото дня.

Они обсуждали, что будут делать, если ее состояние ухудшится и ей придется ложиться в больницу – кошмарный сценарий для них обоих. В итоге решили, что Бэрри – дабы его не успели узнать и арестовать – посадит Анну в такси, отправит к ее доктору и исчезнет. А уже доктор определит ее в больницу.

Однако Бэрри не был уверен, что ему удастся воплотить задуманное.

– Если с тобой, дорогая, что-нибудь случится, – говорил он ей, – на кой черт мне вся эта свобода?

Анна оправилась, избавив его от необходимости делать столь отчаянный выбор.

Тем временем полиция понемногу отлавливала его подельников. Джон Смолл в сентябре пытался обчистить гараж, началась сумасшедшая уличная погоня по Бруклину, во время которой погибла случайно оказавшаяся под огнем молодая мать с коляской, а сам Смолл получил пять ранений, но выжил. Джо Каприко попался в Лос-Анджелесе на угоне машины, и его отправили обратно в Оберн. Стива Полака взяли в Буффало, где он вступил в перестрелку с полицией и был ранен, его тоже вернули на место мотать пожизненное дальше.

В декабре узники Оберна, размахивая оружием, припрятанным в хаосе июльского бунта, и взяв начальника тюрьмы в заложники, вновь подняли мятеж, еще более кровавый. Среди восьмерых погибших был и Полак. «Катитесь к дьяволу!» – его последние слова,