Джентльмен и вор: идеальные кражи драгоценностей в век джаза - Дин Джобб

с именем. «Бэрри вернулся. Скорее всего» – провозглашал заголовок в «Дейли Ньюс» летом 1930-го, когда в лонг-айлендской усадьбе похитили камни на двадцать тысяч долларов. «Крадущийся, как кошка, вор, – соглашалась “Нью-Йорк Таймс”, – проявляет хитроумие, характерное для операций Артура Бэрри». И еще одно совпадение: обворованная пара во время кражи была на костюмированном балу у Гарольда Талботта, одной из многочисленных жертв Бэрри. Однако Гарольд Кинг отверг идею, что его давний соперник вновь работает у него в округе. «Бэрри – слишком умный вор, чтобы возвращаться в Нассо, где его методы прекрасно всем известны», – уверял он, отвечая репортеру.

Пока Бэрри налаживал свою жизнь на ферме Ройтера, похитители драгоценностей облюбовали особняки самых богатых и влиятельных жителей Нью-Йорка на Парк-авеню. В разгар этой волны краж Мюриэл Вандербильт Черч Фелпс заявила об утрате фамильной ценности – удивительной красоты браслета с двумястами сорока бриллиантами. Причем неясно, его действительно украли или он выпал из ее сумочки, поскольку она заметила пропажу, обходя модные магазины, – так или иначе, фамилия Вандербильт привлекла к себе все внимание прессы. «Можно подумать, что Артур Бэрри со своей бандой снова в деле», – сказал неназванный сотрудник полиции без малого полутора миллионам читателей «Дейли Ньюс» в январе 1932 года. Через пару недель у жены биржевого маклера украли драгоценности на тридцать тысяч, и конкурентка этого таблоида, еще более «желтая» «Дейли Миррор» тут же сообщила, что это наверняка Бэрри «пришел за добавкой».

Его имя продолжало мелькать в новостях. И вскоре его обвинят в куда более ужасном, леденящем душу преступлении.

Глава 29. Орленок

Хопуэлл, Нью-Джерси. 1932

Пронзив темноту светом фар, машина остановилась у фермерского дома. Бэрри догадался, что это племянник Отто Ройтера Джон Кениг со своей подругой, которые поехали прокатиться вечерком. Он вышел поздороваться и забрался к ним в машину. Пронизывающий северный ветер принес с собой мороз, предвещая надвигающееся ненастье. Было первое марта, до полуночи оставалось около часа, полумесяц выглянет из-за горизонта только ближе к восходу. «Идеальные условия, – подумал, наверное, Бэрри, – для ночных воришек».

В машине играло радио, но в начале двенадцатого музыка вдруг прервалась, и диктор объявил об экстренном сообщении «Ассошиэйтед Пресс»: Чарльза Августа Линдберга-младшего, двадцатимесячного сына знаменитого летчика, пересекшего Атлантику, и дочери дипломата Анны Морроу Линдберг, этим вечером похитили из их усадьбы в Хопуэлле, Нью-Джерси, в пятидесяти милях от Андовера.

«Мы были ошарашены», – вспоминал Бэрри. Кто-то из сидящих в машине воскликнул, что похитителя, кем бы тот ни оказался, нужно «поймать и вздернуть на ближайшем дереве».

Утром Бэрри достал из почтового ящика у дороги свою ежедневную порцию газет. «Сын Линдберга похищен из дома», – гласил заголовок в «Нью-Йорк Таймс». «Пропал прямо из колыбели, ведутся масштабные поиски». «Дейли Ньюс» напечатала фото мальчика на всю полосу с огромным, словно орущим в полный голос заголовком: «Ребенок Линди похищен».

Ройтер, видимо, уже спал, когда приехал племянник, и еще не успел узнать эту ужасную новость.

Бэрри схватил одну из газет и, выставив ее заголовком вперед, бросился к хозяину фермы:

– Кто-то похитил у Линдберга сына!

* * *

Похищение сразу объявили «преступлением века», хотя прошла только треть столетия – миру еще предстояло увидеть длинный список жутких, сенсационных преступлений. С самого первого момента дело Линдберга приковало к себе беспрецедентное внимание всего мира. Линдберг был самым прославленным и почитаемым человеком на планете. Его дерзкий одиночный бросок через Атлантику в мае 1927 года стал поворотным пунктом в истории авиации и превратил молодого пилота почтовой службы и развлекательных полетов в кумира Америки. Около 350 миллионов человек на всей планете с газетой в руках или у радиоприемника следили за долгим, полным опасностей перелетом в Париж. Скромный, целеустремленный парень, покоривший океан и небо, стал, по мнению журнала «Тайм», «национальным героем номер один». В прессе Линдберга по-простецки называли «Линди», но было у него и другое имя – Одинокий Орел. И когда в 1930 году у них с женой родился сын, его тезка, голубоглазого мальчика с золотыми кудрями стали звать Орленком. Объявив его «самым знаменитым ребенком на свете», «Дейли Ньюс» не преувеличивала.

Буквально через пару часов после похищения – Бэрри на тот момент еще не успел сообщить новость Ройтеру – целая армия полицейских, патрульных и волонтеров принялась за поиски ребенка и его похитителя. К ней примкнули служащие береговой охраны с федералами, и их совместные действия, развернувшиеся от Бостона до Балтимора, превратились, как отметил «Тайм», в саму масштабную «со времен выстрела Бута в Линкольна» поисковую операцию. Образ беспомощного младенца, похищенного студеной зимней ночью, оказавшегося во власти человека, которому хватило жестокости и бездушия, чтобы спланировать и осуществить это чудовищное преступление, был кошмаром любого родителя.

Линдберги – состоятельная и привилегированная звездная пара – жили в новом просторном особняке с целой бригадой слуг. Но это все не имело значения – даже для миллионов американцев, отчаянно пытавшихся найти работу или стоящих в очередях за бесплатным супом. Аль Капоне, который сидел в Чикаго за уклонение от налогов, предложил свое содействие в поисках ребенка. «В жизни ничего возмутительнее не слышал!» – воскликнул безжалостный гангстер, внесший в свое время посильный вклад в перечень возмутительных преступлений.

К полудню четыре сотни репортеров и фотографов собрались у дома Линдбергов, в десяти милях к северу от столицы Нью-Джерси, Трентона, в надежде наткнуться на сенсацию или хотя бы мельком увидеть убитую горем семью. Но даже самые циничные обитатели редакций утратили свою ледяную отстраненность. «Это была одна из тех историй, – отметила Ишбел Росс из “Нью-Йорк Трибьюн”, – что пробивают даже самую толстую кожу». Казалось, вся Америка молится за возвращение ребенка живым и невредимым. «Вся огромная нация, более ста двадцати миллионов человек, – писала “Нью-Йорк Таймс”, – не могла думать больше ни о чем».

Оставленные похитителем улики были немногочисленны. Он бросил у дома самодельную шестиметровую стремянку, она состояла из трех секций и легко разбиралась, чтобы поместиться в машину. Ее длины как раз хватало, чтобы добраться до детской на втором этаже, но одна из боковых стоек была сломана. На земле нашли двадцатисантиметровую стамеску – вероятно, ее захватили на случай, если окно придется взламывать. Характер следов на красной глине указывал на то, что обувь обернули либо надетым сверху носком, либо куском ткани – видимо, чтобы приглушить шаги по комнате. Тем вечером дул сильный ветер, и его завывания и без того погасили бы звуки из детской – даже Вагуш, черный терьер Линдбергов, не услышал незваного гостя. Рядом с этими следами были и другие, поменьше