Джентльмен и вор: идеальные кражи драгоценностей в век джаза - Дин Джобб

– вероятно, их оставила женщина с более грациозной походкой, – и обе пары следов вели к главной дороге, где, видимо, поджидала машина, готовая быстро тронуться с места. На батарее отопления под одним из окон детской нашли записку с требованием пятидесяти тысяч долларов и заверением со слегка немецким акцентом, что «ребенок в gut[42] руках». В конце записки были нарисованы два пересекающиеся круга, и этот символ похититель будет ставить на последующих записках как доказательство подлинности.

Это похищение было самым громким из череды подобных преступлений, совершенных в Америке в начале тридцатых. «Волна похищений людей захлестнула нацию», – предупреждал заголовок статьи, опубликованной после пропажи Линдберга-младшего. Шеф полиции Сент-Луиса Джозеф Герк, который вел статистику похищений за выкуп, насчитал в 1931 году 208 случаев, и он утверждал, что это лишь верхушка айсберга и что, по его оценке, реальное число в десятки раз больше, поскольку люди далеко не всегда обращаются в полицию. «Во время Депрессии похищений совершалось столько, – позднее напишет в своей книге исследователь Дэвид Стаут, – что о менее сенсационных случаях газеты сообщали мелким шрифтом – как о сделках по недвижимости или переходе бейсболистов из одной команды в другую».

За этой эпидемией стояла организованная преступность. Экономический шок от Депрессии плохо сказался на бизнесе гангстеров, контролировавших поставки спиртного, игорные заведения и проституцию, а замаячившая вдали отмена сухого закона – она состоится в 1933 году – грозила еще сильнее снизить их доходы. Так называемый рэкет на выкупе представлялся привлекательной альтернативой. Зародившаяся «много веков назад» разновидность криминала «организуется сегодня в беспрецедентных масштабах и с неслыханной доселе жестокостью и наглостью», писала «Нью-Йорк Таймс». Вашингтонские законодатели в ускоренном режиме приняли закон, согласно которому похищение людей – если похищенный вывозится за пределы штата – теперь считалось федеральным преступлением, караемым смертной казнью.

Тем временем авторы редакторских колонок и передовиц, не жалея сил, старались оседлать волну общественного гнева. Нью-йоркская «Ивнинг Джорнал» решительно осудила «чудовищное, позорное преступление», а «Ивнинг Пост» предсказала, что если с ребенком будут дурно обращаться или причинят ему вред, то «этих зверей» «американский народ разорвет на куски». «Даже убить человека, – отмечала “Бруклин Дейли Игл”, – не так подло, как украсть у отца с матерью их беззащитное дитя». Вашингтонская «Ивнинг Стар» выражала надежду, что негодование по поводу похищения ребенка Линдбергов разожжет широкий «протест против бесчеловечного господства бандитов».

Издаваемая медиаимперией Херста «Дейли Миррор», которая открыто признавала, что ее материалы состоят «на девяносто процентов из развлечений и на десять – из новостей», назвала это трусливое преступление ни много ни мало «окончательным вызовом американской цивилизации». А ее конкурентка на рынке желтой прессы «Дейли Ньюс», которая по-прежнему выходила самым большим в стране тиражом, прокляла отморозков, делающих своей добычей «законопослушное общество» и подбирающих себе жертв «по их богатству, известности и социальному положению». И оба таблоида готовы были назвать двух возможных виновников.

* * *

«Раффлса с подругой подозревают в киднеппинге», – вопил заголовок в «Дейли Миррор» вскоре после похищения ребенка. «В эту головоломку включены имена Артура Бэрри (“Раффлса”), приснопамятного “вора с лестницей”, и его подруги Анны Блейк, – писала газета. – Этот вор-призрак…, убеждена армия детективов, работающих над делом Линдберга, именно тот, кто способен разработать столь дерзкий план и успешно его реализовать». По словам анонимного источника газеты в полиции, похищение сына Линдберга имеет «все признаки работы Бэрри».

3 марта, когда с момента похищения еще двух дней не прошло, похожие утверждения опубликовала «Дейли Ньюс». «Ветераны сыска», написала она, считают, что преступление было «совершено с использованием фирменных приемов этого похитителя элитных драгоценностей». Детективы в Ньюарке, сообщила газета, заняты поисками Бэрри, «самого прожженного из разгуливающих на воле преступников», и Блейк, «его пухленькой подруги». В Оберн отправили запрос с просьбой предоставить образец почерка Бэрри, чтобы сравнить с запиской о выкупе.

На первый взгляд, параллели между кражами Бэрри и делом Линдберга действительно просматривались. Похититель – как и Бэрри в золотую пору своей охоты за драгоценностями – добрался до второго этажа с помощью стремянки, незаметно и беззвучно влез в комнату и выбрался из нее. Он тоже работал в перчатках, и в итоге единственный найденный полицией отпечаток – не поддающееся опознанию пятно на конверте с запиской. Однако обе газеты вместе с их источниками в полиции игнорировали вопиющую нестыковку: Бэрри крал драгоценности, а не детей. К тому же не было никаких улик, кроме сходства методов и вороха умозрительных догадок, которые позволили бы говорить о его причастности к преступлению. Не говоря уже о доказательствах того, что нога Бэрри хоть раз ступала на территорию усадьбы Линдбергов.

Анна чувствовала себя оскорбленной. Утверждения таблоидов и полицейские комментарии, вспоминала она, ее «едва не убили».

Но это еще были цветочки. 5 марта «Дейли Ньюс» стала публиковать колонку приглашенного эксперта, над которой стояла подпись «первоклассного ловца преступников» и «бывшего аса сыска» Вала О’Фаррелла. Частного детектива, который в 1927 году помог отправить Бэрри за решетку, пригласили, чтобы он писал обзоры по найденным уликам и представлял свое видение похищения и подозреваемых. Это преступление – сообщил он в первой колонке, – скорее всего, дело рук «искусных, педантичных профессионалов», которым помогал кто-то из прислуги – некто, вступивший в сговор с похитителями и даже, возможно, передавший ребенка через окно. Прежде чем прийти за ребенком, преступники наверняка наблюдали за домом неделями, если не месяцами. Экономический кризис, также отмечал О’Фаррелл, не обошел стороной «работников второго этажа» и прочих воров, им стало труднее находить чем поживиться. Киднеппинг стал привлекательной альтернативой. «Жизнь нынче дороже камушков, – рассудили они, по мнению О’Фаррелла. – Займусь-ка я лучше живыми ценностями».

Анна вынула газету из ящика в день выхода и, читая, не верила глазам: «Тип преступника, идеально подходящий для дела Линдберга, – полагал О’Фаррелл, – это Артур Бэрри и его сообщница Анна Блейк». Он похвалился своим участием в их задержании в Лейк-Ронконкоме и напомнил следователям, что изъятые у Бэрри драгоценности были украдены в Рамсоне, Нью-Джерси, всего в пятидесяти милях от усадьбы Линдбергов. Блейк, добавил он, вполне могла играть одну из ключевых ролей. Мужчина и женщина с украденным ребенком запросто «могут выдавать себя за счастливую семью», и к тому же «уголовникам – как и любым другим мужчинам – не по душе идея долго нянчиться с младенцем, а вот Анна Блейк в эту роль вписывалась идеально». Рядом с колонкой поставили фотографию Бэрри, а также иллюстрацию похищения в четырех картинках типа комиксов, где изображался бегущий от дома мужчина с ребенком на руках, за которым бежит женщина. О’Фаррелл даже обвинил «эту Блейк» –