Дресс-коды. 700 лет модной истории в деталях - Ричард Томпсон Форд

утверждала: «Иудаизм не приравнивает скромность к непривлекательности… Шейтель позволяет женщине выглядеть хорошо и не ставить под угрозу свою личную жизнь… [Даже если никто этого не замечает] ношение шейтеля оказывает глубокий психологический эффект на женщину, которая его носит. Она говорит: “Я для тебя недоступна…” Нося шейтель, женщина вкладывается в свою истинную внешность и настоящее “я” в самом важном месте ее жизни – в браке»[577].

Шейтель был для многих вполне устраивающей их формой соблюдения традиций, но некоторые женщины сочли даже парики слишком ограничивающими. Не из-за того, как они в них выглядят, а из-за того, что парики олицетворяют. Това Росс, купившая роскошный реалистичный шейтель, который она в шутку назвала «Эсмеральдой», написала, что она «выросла и подвергла сомнению то, что мне рассказывали о глубинных смыслах, стоящих за правилами.

Я искренне сомневалась, что мои волосы могут свести мужчину с ума. И почему я должна рекламировать мою недоступность мужчинам. Разве нельзя понять, что я замужем, по моему обручальному кольцу?» Росс возмутилась и лицемерием религиозного дресс-кода: «Мне надоело смотреть на толпы женщин во Флэтбуше (район в Бруклине) в обтягивающих юбках и в туфлях на шпильках за 500 долларов, которые утверждали, что воплощают суть скромности, предписанной Богом, потому что носят парик».

И Росс поняла, что ношение шейтеля не только не удовлетворяет требованиям ортодоксальной религии и не освобождает ее от оценки моралистами, но в действительности навязывает еще более строгие стандарты скромности: «Люди глазели на меня, когда я носила парик, – какая уж тут скромность… Если моя юбка была хотя бы капельку выше колен, они смотрели на меня с насмешливым возмущением, цокали языком и грозили мне пальцем… То, что я считала бегством от предвзятых ожиданий и перешептываний… оказалось жизнью под другим микроскопом…»[578]

В конце концов Росс и «Эсмеральда» расстались, и постепенно Росс вообще перестала покрывать голову: «Эти митпахат (иудейские головные платки) и банданы стали сначала широкими повязками на голову, потом узкими повязками на голову, а потом вообще исчезли… Я не хочу, чтобы мою искреннюю любовь к иудаизму вытеснила горечь из-за следования правилам».

* * *

С помощью хипстерских хиджабов и шейтелей женщины, соблюдающие религиозные ритуалы, придерживаются старых дресс-кодов, но при этом сохраняют современным собственный стиль. Некоторые традиционалисты выступают против этого, утверждая, что такие уступки моде выдают недостаток веры. К примеру, некоторые без сомнения скажут, что шейтель Товы Росс, символ веры, понятный только другим верующим иудеям, облегчил ей последующий отказ от того, чтобы покрывать голову.

Но, возможно, более серьезную, хотя и невысказанную тревогу вызывает то, что подобное следование моде является симптомом силы соблазна моды и сконцентрированного на личности мира, который она помогла сделать реальностью. Религиозная одежда, как и остальные архаичные, имеющие смысл одеяния, предназначена для того, чтобы символизировать социальную роль и принадлежность к какой-либо группе и подавлять попытки самоутверждения. Мода стремится усложнить и разрушить именно это, впитывая древние символы статуса и превращая их в признаки индивидуальности.

Давайте рассмотрим случай Саманты Элоф. В 2008 году она пришла в головном платке на собеседование в магазин Abercrombie & Fitch в Талсе, штат Оклахома. Магазин знаменит своими требованиями к имиджу. Правила регулируют, какие цвета можно сочетать, как сотрудники могут закатывать джинсы (не больше, чем на 1,25 дюйма), до какого места на руке они могут поднять рукава, где должна находиться линия талии на их брюках (никакого сэггинга!), как «наполовину» заправить рубашку для непринужденного образа и как поднять воротник сорочки[579]. Головной платок не соответствовал этому дресс-коду.

Но Элоф произвела впечатление на заместителя управляющего магазином, и тот решил, что для нее следовало бы сделать исключение. В действительности Статья VII закона «О гражданских правах» 1964 года требует, чтобы работодатели делали исключение из их дресс-кодов для религиозной одежды. Тем не менее, согласно документам суда, инспектор Рэндалл Джонсон утверждал: «Вы не можете… принять ее на работу… Кто-нибудь придет разрисованным зеленой краской и скажет, что делает это по религиозным причинам»[580].

Элоф подала в суд на Abercrombie из-за религиозной дискриминации и дошла до Верховного суда США[581]. По утверждению Abercrombie, у компании было право применить дресс-код к Элоф, поскольку та никогда не упоминала, что носит платок по религиозным, а не по личным соображениям. Суд счел это оправдание неприемлемым.

В какой-то момент слушаний судья Алито задал риторический вопрос: «Четверо пришли на собеседование в Abercrombie. Это сейчас прозвучит как анекдот, но это не анекдот. Итак, первый – это сикх в тюрбане, второй – еврей-хасид в шляпе, третья – мусульманка в хиджабе и четвертая – католическая монахиня в монашеском облачении. Как вы думаете, что должны говорить эти люди? “Мы так одеты по религиозным причинам, а не просто пытаемся сделать модное заявление?”»[582]

Как следует из риторического вопроса судьи Алито, окружающим было вполне понятно, что Элоф надела платок по религиозным соображениям. Понятно, но не бесспорно: в конце концов, дело дошло до Верховного суда. Постколониальная история головного платка показывает, что он может быть политическим заявлением. Тогда почему он не может быть модным заявлением? Светские и церковные дресс-коды были созданы – как и регулирующие законы, требовавшие, чтобы одежда соответствовала статусу, и запрещавшие переодевание, – для того, чтобы исключить такого рода вестиментарную двусмысленность. Сделать это не удалось. Вместо одного прямого значения теперь даже у догматичного хиджаба таких значений несколько.

Мода не затмевает религиозное значение хиджаба. Но она усложняет его значение. В каком-то смысле модная мусульманка, когда она надевает хиджаб в сочетании с шикарной одеждой или макияжем, опровергает идею о том, что хиджаб был создан для того, чтобы скрыть женское тело, являющееся источником соблазна. Модный хиджаб становится вестиментарным аргументом в пользу теологической либерализации. И, усложняя стереотипное значение хиджаба как инструмента обязательной скромности, мусульманка настаивает на превосходстве других его значений. Хиджаб становится символом культурной гордости, знаком постколониального сопротивления или оппозиции исламофобии.

С этой точки зрения желающие защитить хиджаб как чистый символ религиозной скромности правы, когда высказывают тревогу по поводу модного хиджаба. Мода – это что угодно, только не чистота. Хиджаб в самой традиционной своей форме символизирует барьер – с арабского слово «хиджаб» можно приблизительно перевести как «отделение» или «разделение». Модный хиджаб – это не барьер. Как и вся мода, он открывает личность, не похожую на другие.

Хиджаб в сочетании с макияжем девушки с обложки, хиджаб в сочетании с модной одеждой, хиджаб в сочетании с хипстерской футболкой и джинсовой курткой, когда их обладательница катается на скейтборде: каждый ансамбль – это особое и неоднозначное послание, в котором платок сохраняет свое традиционное значение как символ религиозности и скромности, тогда как остальные элементы усложняют, размывают или даже разрушают это значение. Попав в систему моды, религиозная одежда становится еще одним культурным источником, который будут эксплуатировать, вырывать из контекста и менять в соответствии с потребностями того, кто ее носит.

Более того (или хуже того, с точки зрения религиозных ортодоксов), давая возможность «говорить» своему хиджабу, мусульманка косвенно, но бесспорно намекает на то, что все хиджабы имеют такое индивидуальное значение. Как только хиджаб становится модой, ни один хиджаб больше не может быть непроницаемой преградой. Каждый обязательно говорит что-то о своей владелице, хочет она того или нет. Каждый хиджаб становится модным заявлением. В этом смысле Эмин Нур Чакыр был прав, когда жаловался на то, что хиджаб «принесен в жертву ради моды». Мода экспроприирует культуру, расчленяет ее и перенаправляет. Она ненасытна, дерзка и не признает авторитетов. Когда традиционная религиозная одежда становится элементом современного создания себя, когда хиджаб из скромного превращается в модный, он неизбежно становится не скрывающим занавесом, а рекламным баннером. И не важно, носят его на голове или привязывают к древку.

* * *

В конце XX века в развитии моды стал доминировать идеал экспрессивного индивидуализма. Инверсия прошлых приоритетов привела к тому, что вестиментарные символы статуса и даже маркеры половых различий стали элементами для создания и выражения личности. По мере того как одежду все больше начали ассоциировать с индивидуальным характером, росло сопротивление дресс-кодам,