Когда женщины правили Пятой авеню. Гламур и власть на заре американской моды - Джули Сэтоу

отношениям[540]. В школе ее приучили не только к «дисциплине, сдержанности и усердию», но и быть «отличницей», что подразумевает не столько высокие отметки, сколько послушание. «В жизни я все время стремилась хорошо показать себя перед вышестоящими, – рассказывала Джеральдина. – Угодить матери, матери-настоятельнице, Матери-Церкви – именно в таком порядке»[541].

Однако несмотря на время, проведенное у аналитика, некоторые вещи все равно оставались покрытыми тайной и вне ее контроля – как, например, та же привычка всюду опаздывать – и это при ее стремлении к дисциплине! А вот почему у нее никак не складываются длительные романтические отношения, ей удалось понять гораздо лучше. «Меня воспитывали в монастырских школах, – говорила она, – где монахини считались “вторым эшелоном” в сравнении со священниками, да и семья у нас была патриархальная»[542]. Джеральдина осознала, что обзавестись кавалером ей мешает не работа, а ее собственный искаженный взгляд на вещи. «Углубившись в психоанализ, я начала понимать, что мои проблемы связаны отнюдь не с карьерой, а с моим личным взглядом на женщину как на существо второго сорта»[543].

У Джеральдины случались романы – многим запомнилась ее связь с энигматическим владельцем издательского дома «Конде Наст» Саем Ньюхаусом-младшим, – но серьезными их было не назвать. «Мне попадались мужчины, которые воспринимали меня не полноценной личностью, а лишь объектом для секса, это меня просто бесило, – вспоминала она. – Еще попадались те, кто все время хотел со мной конкурировать, по-моему, это скучно, да к тому же постоянное желание с кем-то соперничать присуще только весьма незрелым мужчинам»[544].

На том ужине у Элинор Ламберт между Джеральдиной и Дэвидом проскочила искра, они влюбились друг в друга без памяти. «Он немного напомнил мне ее отца – высокий, худощавый, учтивый, – вспоминала Эллен Хопкинс, племянница Джеральдины. – Она вся такая жизнерадостная, а он весь такой английский»[545]. Дэвид в качестве арт-дилера представлял творческое наследие идеолога абстрактного экспрессионизма, художника Джексона Поллока[546], и любил Америку. В его глазах эта страна олицетворяла свободу – здесь он был вдалеке от деспотичной матери и от ужасов Второй мировой, которую повидал, находясь в самой гуще боев, когда служил в Уэльском гвардейском полку. Американок Дэвид тоже любил. «Они естественнее, чем большинство европейских женщин. Они по-настоящему живые»[547].

Но при всех плюсах Дэвида у него на плечах висел немалый груз в виде живших в Лондоне жены и двух дочек – младших школьниц. Он был «питером пэном» – обаятельный, остроумный, с невозмутимым юмором, но чуждый всякой ответственности. Дэвид заполучил престижное – и довольно прибыльное – право на продажу работ Поллока, приехав в Америку и соблазнив его вдову, художницу Ли Краснер. От страсти к англичанину на 17 лет моложе Ли потеряла голову, она надеялась, что Дэвид разведется и они смогут пожениться. Однако не прошло и года после оформления права на продажу, как их отношения постепенно угасли. Окружение Ли давало разные оценки Дэвиду – кто-то называл его «самолюбивым карьеристом», а кто-то говорил, что этот молодой человек, конечно, «бабник, но отнюдь не мерзавец и не бессердечен»[548]. На момент знакомства Дэвида с Джеральдиной их отношения с Ли уже завершились. «Они полюбили друг друга, у них начался роман, – вспоминала Эмма Тернер, старшая дочь Дэвида, – и мать ему сказала: “Или ты выбрасываешь все это из головы, или разводимся”. И отец уехал в Нью-Йорк к Джеральдине»[549].

В 1965-м, через год после знакомства, Джеральдина с Дэвидом обвенчались в деревенской церкви в Коннектикуте. А в Нью-Йорке модельер Дональд Брукс, близкий друг Джеральдины, устроил в честь новобрачных торжественный прием в ресторане «Дельмоникос». «Поскольку президент “Бенделя” Джерри Штутц горячо любима друзьями, ее роман с английским художником Дэвидом Гиббсом оставался одним из самых трепетно хранимых секретов в истории», – писала Юджиния Шеппард в «Нью-Йорк Геральд Трибьюн»[550]. После свадьбы Дэвид оставил профессию арт-дилера, полностью посвятив свое время живописи, и пара стала жить в дуплексе Джеральдины на Восточной 64-й улице на верхних двух этажах особняка Дональда Брукса. Дэвид быстро стал своим среди друзей-знаменитостей жены: новобрачные часто проводили время в компании театрального режиссера Хала Принса и певца Бобби Шорта, были завсегдатаями в знаменитом кафе «Элайнз» на Верхнем Ист-Сайде. Они ужинали с великосветскими дивами Диди Райан и Ли Радзивилл, принадлежавшими к числу преданных клиенток «Бенделя», обедали в «Орсини» с колумнисткой Лиз Смит, посещали разные статусные мероприятия – например, презентацию книги Трумана Капоте у Глории Вандербильт и Уайета Купера. Для рекламы имиджа «Бенделя» Джеральдина также присутствовала на разных важных светских вечеринках – таких как день рождения певицы Дайаны Росс с участием огромного числа знаменитостей, включая Бьянку Джаггер и Лорен Бэколл. «Отец любил успех Джерри, любил, что он вхож в эту жизнь», – рассказывала Эмма, отмечая, что «его собственная карьера шла где-то сбоку»[551].

Для отдыха от потока развлечений Джеральдина с Дэвидом купили 200-летний сельский дом на просторном участке размером три с лишним гектара в Коннектикуте. Дом они расширили и осовременили, заменили его обстановку на уютную смесь уэльской мебели от матери Дэвида с модернистскими стеклянно-хромовыми элементами. Прислугу нанимать не стали, и, поскольку у обоих не лежала душа к кулинарии, они привозили на выходные закупленные в Нью-Йорке овощи с фруктами и полуфабрикаты. Зато Дэвид был страстный садовник – хобби, которое Джеральдина тоже научится любить. Она называла себя «созидательницей»[552], а садоводство – тем активным занятием, «первым обнаруженным мною после моды делом, где требовалось мое чутье на форму и цвет»[553].

Еще одна светская львица, Си Зи Гест, уговорила прославленного ландшафтного архитектора Рассела Пейджа проконсультировать Джеральдину по поводу их с Дэвидом участка, который одной стороной полого спускался к речке Шепог и смотрел на водопад Роксбери. Немолодой уже англичанин, в чьих клиентах значились герцог Виндзорский и бельгийский король Леопольд III, согласился при условии, что Джеральдина заберет его у отеля «Карлайл» ровно в девять утра и привезет назад не позднее семи вечера. Как-то ухитрившись не опоздать, Джеральдина подъехала к отелю на Мэдисон-авеню, где ее ждал 73-летний Пейдж, «высокий мужчина, – рассказывала она, – одетый в идеально подходящие к случаю, слегка потертые вельветовые штаны с резиновыми сапогами, свободную куртку с дважды обвивающим плечи шарфом и берет, поскольку шел дождь. Он был как дерево, выстоявшее наперекор ненастью». Когда они прибыли на место, «он берёт свой зонт с заднего сиденья, открывает его, вручает мне и, не проронив ни слова, отправляется в путь», – рассказывала потом Джеральдина. Следующие два часа она провела, тащась за ним сквозь дождь и слякоть вдоль заросшего диким лилейником речного берега. По дороге она обратила внимание Пейджа на