Когда женщины правили Пятой авеню. Гламур и власть на заре американской моды - Джули Сэтоу

небольшой коттедж постройки 1740-х годов, который некогда служил почтовым отделением, а сейчас использовался как садовый сарай. Экспедиция проходила в полном молчании. Джеральдина держала зонт над головой Пейджа – а это было нелегкой задачей, учитывая его двухметровый рост, – а он подбирал с земли листья и изучал почву[554]. Позднее Пейдж прислал Джеральдине рассчитанный на десять лет план устройства сада, и она скрупулезно этому плану следовала.

Живя с новой женой в Америке, Дэвид редко виделся с дочерями. Джеральдина познакомилась с ними лишь в 1966-м, через год после свадьбы. Решили, что встреча произойдет на Мальте, куда Дэвид вылетит из Лондона, а Джеральдина – из Нью-Йорка. Для смягчения удара к ним присоединились мать Дэвида и его сестра с мужем и детьми. Джеральдина, как водится, отставала от графика – ей пришлось задержаться в Нью-Йорке, чтобы закончить рождественский каталог, которому в «Бенделе» придавалось огромное значение. Когда она, наконец, прилетела, то долго не могла оправиться от джетлага. «Отец поехал за ней в аэропорт, и мы не видели ее еще три дня, – вспоминала Эмма. – Только подносы обслуживания номеров у ее дверей».

Наконец настал момент, когда десятилетней Эмме сказали, что она может войти в номер и познакомиться с Джеральдиной. Эмма представляла себе «Круэллу де Виль, которая похитила отца». Но, открыв дверь, она увидела улыбающуюся женщину, первыми словами которой был вопрос: «Ты когда-нибудь видела плавающее мыло?» Джеральдина заговорщически взяла Эмму за руку и повела к огромной ванне, полной воды и с целой горой пены. «“Залезай и попробуй найти мыло!” – сказала она. И я ее тут же полюбила. Я безгранично любила ее с того момента и до самой ее смерти. Джерри умела найти подход к младшим. Она не вела себя по-матерински и никогда не навязывалась мне в матери, но с ней никогда не бывало скучно»[555].

* * *

В первые годы замужества Джеральдины Нью-Йорк пребывал в постоянном движении, все слои общества и культуры постоянно смыкались и перемешивались. Энди Уорхол создавал из обыденных предметов дорогостоящие произведения искусства – например, копии упаковки металлических кухонных губок «Брилло», – а композитор Леонард Бернстайн устраивал благотворительные вечера по сбору средств для «Черных пантер». Стоунволлские бунты в Гринвич-Виллидж придали импульс формирующемуся Фронту освобождения геев; нарастала Вторая волна феминизма вместе с сопутствующей «сексуальной революцией»; вовсю набирало мощь движение за гражданские права. Джеральдина оценила момент и отразила это невероятное смешение в «Бенделе»: оставаясь магнитом для тонких вкусов светских дам из фешенебельных районов, он стал известен и как модное место среди тусовщиц из даунтауна.

Одним из средств, которые помогли Джеральдине встроить «Бендель» в эту прогрессивную, не признающую границ атмосферу, стали витрины. В «Бенделе» они всегда работали на формирование его публичного образа, а при Джеральдине расцвели как отдельный вид искусства. Гением, создававшим эти витрины, был отчисленный из семинарии 25-летний Роберт Керри, именно он придумывал для них сюжеты – всегда оригинальные, нередко забавные, порой шокирующие. Как уже не раз бывало, Джеральдина обнаружила Роберта благодаря своему особому чутью на самобытные таланты. Однажды в 1973 году она шла по Мэдисон-авеню и в какой-то момент случайно подняла взгляд. Ее внимание привлекло окно на втором этаже, а в нем она увидела нечто напоминавшее стройплощадку: уличные заграждения в оранжево-белую полоску, высокие трубы, через которые стравливают пар отопления, знаки «СТОП». Окно оказалось витриной начинающего модельера Нормы Камали. Роберт, автор композиции, хотел привлечь внимание прохожих к высоко расположенному магазину, но никаким особым бюджетом не располагал и поэтому просто вышел ночью на улицу и украл там все необходимое. Выяснив его имя, Джеральдина тут же позвонила и предложила работу.

Уже через несколько недель Роберт стал известен как один из первопроходцев нового стиля, где эстетика уличного театра переносится в магазинную витрину, а выставляемый товар участвует в создании драматического – нередко вызывающего или даже эпатирующего – нарратива. Каждый четверг в шесть вечера, когда «Бендель» закрывался, Роберт со своей командой принимались демонтировать предыдущую композицию и устанавливать новую. Витрины универмага вскоре превратились в инсталляции, собиравшие в пятницу по утрам массу зрителей, которым не терпелось посмотреть, какая перверсивная психодрама откроется их взору на сей раз. Это могла оказаться распростертая на полу женская фигура с раскинутыми в стороны руками и с валяющейся рядом склянкой из-под яда – она лежит в окружении глядящих на нее таких же, как она сама, манекенов, а над сценкой висит надпись: «Кто убийца?» Или другая фигура – одетая в новейший наряд от Джин Мюир, отчаянно дерущая стену с изысканными обоями в цветочек, лицо вымазано косметикой, ногти все переломаны – и надпись: «Мюир сведет вас с ума»[556]. В одной витрине компания манекенов выпивает в лесбийском баре, а в другой – они в блейзерах в стиле преппи стоят окруженные грудами мусора. Однажды очередная композиция, где группа «ночных бабочек» в нижнем белье лежала поперек кровати, привлекла столько внимания, что посетительница универмага купила эту кровать. Но Роберту не позволялось делать совсем уж что угодно, некоторые пределы все же существовали. Когда он сказал Джеральдине, что в следующей витрине будет гроб с похоронами, она шутливо отрезала: «Только через мой труп»[557].

Еще один дизайнер, поделившийся с «Бенделем» своим талантом, позже прославится самостоятельно и в совсем иной сфере – снимет в Голливуде такие блокбастеры, как «Огни святого Эльма» и «Бэтмен навсегда». А первым, кто обратил внимание на 22-летнего Джоэла Шумахера, была Джеральдина, которая приметила его еще в 1961 году, когда он оформлял витрины в «Лорд энд Тейлор» и «Саксе». Четыре года он днем учился в дизайнерской Школе Парсонса, а вечерами работал в «Бенделе». В 1965-м он получил диплом, ушел из «Бенделя» и открыл «Параферналию» – бутик современной одежды с танцорами гоу-гоу в витринах, где запросто можно было встретить Эди Седжвик или застать концерт группы «Велвет Андеграунд». Но в том же году у Джоэла умерла мать, и его легкое увлечение наркотиками переросло в тяжелую зависимость. «Я буквально жил на спидах, – вспоминал он, – кололся по шесть раз в день. Потерял пять зубов. Весил шестьдесят кило»[558]. Джеральдина всегда отдавала должное таланту Джоэла, и даже после его ухода из «Бенделя» они оставались на связи. Его зависимость продолжала нарастать, но тут в 1970 году на помощь пришла Джеральдина, которая вновь взяла его к себе на работу. «Наставница, спасительница, мой первооткрыватель и лучший друг», – так говорил о ней Джоэл[559], отмечая, что в «Бенделе» он «заново отстроил» свою жизнь[560].

Джоэл отплатил Джеральдине добром за добро, познакомив ее со своим другом, 26-летним модельером Стивеном Берроузом, который станет одним из важнейших открытий «Бенделя». Однажды утром в назначенный час