Война, мир и книги - Валерий Валерьевич Фёдоров

контракт возлагает слишком большую ответственность на государство: оно ведь захватило права граждан и теперь вынуждено единолично отвечать на их требования порядка и справедливости. Именно тема справедливости, как бы ее ни хотелось обойти правящему классу, становится главной для пересмотра социального контракта в России на длительную перспективу.

Александр Аузан

Культурные коды экономики

Как ценности влияют на конкуренцию, демократию и благосостояние народа

М.: ACT, 2022

Очередная книга ведущего российского экономиста-неоинституционалиста, декана экономического факультета МГУ Александра Аузана обобщает итоги его исследований социокультурных факторов, влияющих на функционирование и развитие экономики. Главный вопрос книги имеет не только теоретическое, но и сугубо практическое значение: как можно преодолеть длительный застой в российской экономике? Иными словами, можно ли покинуть ту «колею», в которой движется наше народное хозяйство (за 2010–2020 гг. средний темп роста ВВП не превысил 1 %), и перейти на другую, более продуктивную? Можно ведь ничего не делать, просто плыть по течению, надеясь на Бога, цены на нефть и т. п. Можно, наоборот, попытаться покинуть колею быстро, рывком. Для этого обычно востребуются инструменты, использовавшиеся для аналогичных попыток в прошлом. Это неэффективный путь, считает автор, потому что старыми «жесткими» методами подрывается хрупкий человеческий потенциал, «страна начинает демобилизацию, за которой следует новое сползание». Аузан предлагает третий путь – культурную трансформацию. В отличие от макроэкономистов, которые не видят путей повышения темпов роста России, институционалисты считают, что «значимый экономический рост в России возможен, если мы начнем опираться на факторы культуры»! Проблема этого пути в том, что он небыстрый. Чтобы двигаться вперед в таких условиях, нужен детально разработанный стратегический план, который будет неукоснительно выполняться. Примерно так, как сработал план «Великих реформ», разработанный в последние годы царствования Николая I и реализованный Александром II.

В чем суть «третьего пути»? Анализ немецкого и японского «экономических чудес» показал, что им предшествовал значимый скачокдоверия внутри страны. Сначала накопление доверия – затем быстрый и долгий экономический подъем! Если люди больше доверяют друг другу не нужно искать дополнительные гарантии, что тебя «не кинут», нанимать юристов, давать взятки и т. п. «Сила трения» между участниками экономических отношений снижается, они становятся более быстрыми и продуктивными. Проблема в том, что наше российское доверие стало жертвой распада СССР и последующей шоковой терапии – оно «сгорело в ходе тяжелых реформ, распада прежних социальных общностей». Уровень доверия вновь стал медленно расти только примерно с 2010 г. Этот тренд, считает автор, связан в том числе с цифровизацией, создающей «шеринговое», или распределенное, доверие. Возник новый институт, который Аузан считает ключом к росту доверия в целом. Если до этого доверие росло в основном в бизнес-среде, то благодаря развитию платформ типа «Авито», «Яндекс. Такси» и др. тренд вышел за пределы узкого слоя предпринимателей и теперь охватывает все большее число обычных людей. Этому здорово помогла пандемия коронавируса, подхлестнувшая и без того бурное развитие цифровой потребительской экономики. Вообще, коронакризис можно рассматривать как шок, который, с одной стороны, стимулировал поиск новых источников развития, а с другой – обеспечил переворот в общественных вкусах, предпочтениях и ценностях, создающий новый и масштабный внутренний спрос. Он же дал толчок развитию нового типа институтов, способствующих экономическому росту – цифровых платформ с агрегаторами и рейтингами.

Итак, в России «пошло активное движение от создания новых институтов к росту доверия» на их основе. Готовность к росту социального капитала, норм честности и доверия есть, потенциал роста – в два-три раза буквально за несколько лет. Он может быть реализован за счет дальнейшего распространения шеринговых цифровых платформ, которое будет давать и прямой экономический эффект (ведь снижение издержек общения приводит к росту объема рынка). Промышленные компании, в свою очередь, должны менять механизмы управления, переходить к сетевому менеджменту, снимающему барьеры между различными группами работников. В этом случае последует рост производительности труда, который внесет свой вклад в общий подъем экономики. Придется подтянуться и государству, причем главное здесь – повысить доверие общества к полиции (от нее доверие государству зависит даже больше, чем от качества предоставления госуслуг). Даже лучшие сервисы сами по себе не решат проблему недоверия силовым структурам. Это ключевая задача для государства, если оно хочет сделать свой вклад в ускорение экономического роста. Наконец, нужен прорыв в образовании и культуре: наиболее масштабный экономический рост связан с инновациями, а они – функция от уровня развития человеческого капитала в образовании. Правда, здесь велика инерционность, так что значимых результатов предстоит ждать лет десять. Но это (растянутость во времени) – общая характеристика культурных изменений.

Культурные трансформации – очень сложный процесс, и для их успеха критически важно, чтобы преобразования не повредили самое главное, а именно идентичность нации. Здесь помогает идея «промежуточных институтов», которые позволяют построить лестницу между культурой страны (с присущими ей ограничениями) и желательным экономическим будущим. Как это работает? Реформаторам нужно обнаружить ограничения, мешающие преобразованиям, придумать политику, их устраняющую, и построить механизм, позволяющий внедрять эту политику до момента внедрения целевого института. Найти в культуре опорные точки, опираясь на которые, сдвинуть другие – мешающие преобразованиям культурные элементы. Можно создавать сколь угодно странные и парадоксальные институты временного назначения, цель одна – последовательно прийти к желаемому результату. Скажем, Словения после получения независимости в 1991 г. разработала собственную модель приватизации предприятий, полностью противоречащую господствовавшим на тот момент неолиберальным установкам западных экономистов. Благодаря ей две трети предприятий оказались в собственности трудовых коллективов. В итоге Словения стала самой быстроразвивающейся страной посткоммунистического пространства и уже достигла уровня Португалии, о котором остальные продолжают только мечтать! Причина в том, что «странные и неэффективные на первый взгляд преобразования оказались соответствующими культуре. Друг к другу примкнули институты неформальные… и формальные». Сила трения (трансакционные издержки) снизилась, и запустился экономический подъем.

Такова продуктивность «промежуточных институтов», позволяющих без особых травм для национальной идентичности модернизировать экономику. Были успешные примеры и в российской истории – скажем, земство. Этот институт парадоксальным образом соединял гражданское общество, сословность и самодержавие. Позитивные эффекты земства оказались чрезвычайно широкими и длительными – и в экономической, и в правовой, и в санитарной, и в политической областях. В современной России промежуточным институтом могут стать строительные сберкассы (калька с австрийских Bausparkassen) как альтернатива дорогой и недоступной для большинства ипотеке – пошедшие этим путем Словакия и Чехия добились в жилищном строительстве гораздо больших успехов, чем мы. Другой возможный ход – селективное налогообложение, то есть возможность для человека «голосовать рублем», влияя на распределение собранных государством налогов. Это помогло бы россиянам понять значение и движение денег как общественных