Война, мир и книги - Валерий Валерьевич Фёдоров

ресурсов, что повысит их ответственность за собственные решения, например, о том, за кого голосовать на выборах, и скорректировать общественный запрос к властям в более «взрослую» сторону. Нужно трансформировать и базовые социальные институты, такие как школа, тюрьма, армия и др.: они во многом определяют настоящее и будущее лицо общества, а значит, и его экономическую продуктивность. Такие трансформации не могут быть быстрыми, но зато носят фундаментальный характер – и не исчезают с лица земли тут же, едва задумавший их реформатор потеряет влияние или должность. Именно этот путь – путь культурных трансформаций – Аузан предлагает рассмотреть как основной и наиболее перспективный способ повышения темпов роста российской экономики.

Шоковая терапия 1990-х годов довершила все дело. Вслед за свержением власти КПСС в ускоренном порядке произошла уже официальная приватизация госпредприятий – по большей части по мошенническим схемам. Новые власти спешили создать себе социальную опору – слой «эффективных частных собственников». Их интересы были призваны сделать переход России к капитализму необратимым. Чтобы снизить сопротивление трудящихся, им было разрешено приватизировать собственные квартиры и дачи. Таким образом, настоящими частными собственниками стали десятки тысяч человек, но иллюзию такого рода теперь разделяли десятки миллионов, у которых не было ничего, кроме собственного жилья. Новые капиталисты занялись разукрупнением промышленности, попутно разными способами уничтожая и люмпенизируя советский рабочий класс. Затем последовало обратное укрупнение: уже де-факто подконтрольные директорам заводы были при поддержке государства скуплены или отняты группой крупнейших частных банков. Возникла «семибанкирщина» (она же «олигархия»). Так была выбита почва из-под ног слоя «красных директоров» и предотвращена угроза левого реванша. Проигрыш Зюгановым выборов президента – 1996 ознаменовал отказ КПРФ от реальной борьбы за власть и ее добровольное встраивание в новую властную систему в роли «оппозиции Его Величества».

Олигархическая вакханалия закончилась в результате дефолта 1998 г. С приходом к власти Владимира Путина новый русский капитализм вступил в фазу «стабилизации». Из слепого орудия олигархов бюрократия, военная и гражданская, превратилась в их «партнера». Произошла чистка олигархии с удалением самых экстремистских ее элементов (Борис Березовский, Владимир Гусинский). Стартовали два взаимных «процесса: обуржуазивание бюрократии и бюрократизация части олигархов». Государство теперь обеспечивало выжившим олигархам защиту собственности, но не ее легитимацию (что и позволяет власти постоянно держать олигархов «подвешенными на крючке»). Главной особенностью такой модели капитализма Аузан называет «инсайдерскую ренту» как особую форму прибавочной стоимости. Имеется в виду, что «формальное право собственника в российском капитализме имеет второстепенное значение, первостепенна – опора на неформальные методы контроля за активами». Права собственности обеспечены очень слабо, что «вынуждает крупную буржуазию тратить значительную часть прибыли на поддержание инсайдерской сети в виде взяток чиновникам и подкупа силовых органов». Зато на инвестиции в модернизацию предприятий денег не хватает. Другими формами инсайдерской ренты можно считать госкорпорации и крупные общенациональные проекты (Олимпиада и проч.), позволяющие приближенным капиталистам выводить средства из госбюджета. Накоплению капитала внутри страны это никак не помогает, наоборот, он постоянно экспортируется. Тем самым воспроизводится зависимая структура экономики и консервируется периферийность российского капитализма. Изменить это, подводит итоги Аузан, можно «лишь в случае радикального разрыва с мировым рынком».

Ольга Бессонова

Раздаточная экономика России

М.: РОССПЭН, 2006

Представитель нового поколения так называемой новосибирской экономико-социологической школы, созданной в 1970-х годах Татьяной Заславской, Ольга Бессонова развивает собственный подход к изучению отечественной экономики. По ее мнению, вся риторика о «возвращении» России после советского эксперимента на общемировой рыночный путь игнорирует важнейшие закономерности хозяйственного развития нашей страны на протяжении тысячи лет. И советская, и постсоветская экономическая система, утверждает Бессонова, есть этапы уникального эволюционного развития экономических отношений на территории России. В ходе этой эволюции сформировался специфический тип экономики, отличающийся от рыночной. Она функционирует не по команде, а на принципах самоорганизации, но по другим, нерыночным правилам. Эти правила задаются основным механизмом нашей экономики, который автор называет «сдачи-раздачи» (в отличие от рыночного механизма «купля-продажа»). Поэтому такой тип экономики можно назвать «раздаточным», или «раздатком». Названия для феноменов такой экономики Бессонова предлагает брать не из рыночной терминологии – она для этого не подходит в принципе, поскольку таких феноменов не знает, – а «из самой реальности, из устойчивых речевых стереотипов, подобно тому, как это было сделано на ранних этапах создания рыночной теории».

Механизм «сдач-раздач» состоит из двух тактов. Начнем с раздач. На всем протяжении русской истории имущество отдельных граждан образовывалось в результате «пожалования», «дарствования», «государского данья», «раздач». Главной государевой функцией было «служилых людей жаловати и против пограничных государей стояти». Правила и нормы раздач вырабатывались на протяжении всей истории. «В начальный период раздачи проявлялись в форме жалования дружине, получавшей от князя пищу, одежду, коней и оружие». В удельный период главным объектом раздачи стала земля. Постепенно – k XVI веку – ее стали раздавать по формуле «оклад – по чину, дача – по вотчине, придача и к окладу, и к даче – по количеству и качеству службы». К концу XVIII века, после отказа от принципа раздачи по заслугам, «формула раздачи земельного поместья свелась к раздаче по чину». В советский период «каждый советский гражданин получал в соответствии со своим должностным положением» (иначе говоря, по тому же чину). Иными словами, за сценой внешне уравнительной советской экономики функционировала сложная и высокодифференцированная нормативная база натуральных раздач и тарифная сетка должностных окладов. «Одновременно с выработкой правил раздач формировались способы пополнения доходов казны», то есть сдач. Сначала сдаточные отношения имели форму дани в разных видах: «урок», «полюдье» или «повоз». В удельный период к ним прибавился «корм» – управители «сами собирали мясо, печеный хлеб, сено, для чего в определенный период времени объезжали свои округа. Доля собранного шла в казну в пользу князя и центральных управителей». В XVI веке кормления были нормированы, затем заменены государственным оброком. Различными оброками население обкладывали вплоть до конца XIX века, а производительное население империи именовалось «податным».

Самое важное здесь – сообразность сдач и раздач. Как ее обеспечить, не убивая производство и не умаляя потребности получателей «раздач»? Поиск адекватной меры сдачи части произведенного продукта тоже шел на протяжении всей истории. Главный принцип – поголовное обложение всего населения пропорционально возможностям каждого. И поскольку возможности эти менялись, сформировалась крестьянская община с ее регулярными земельными переделами как инструмент обеспечения соответствия нормы «сдачи» возможностям производителя. В XX веке «плановая советская экономика также неукоснительно следила за тем, чтобы произведенная, а затем сданная государству продукция была пропорциональна тем ресурсам (основным и оборотным фонам), которыми располагала первичная экономическая организация». Стабильность раздаточного общества критическим образом