Колокольчики Достоевского. Записки сумасшедшего литературоведа - Сергей Анатольевич Носов

Кто бы из них ни был сумасшедшим, а кто полу-, Свидригайлов знает о безумии больше других, и уж тем паче больше Раскольникова. Даром что привидения его навещают. Тут важно, что ситуацию с привидениями, как и все иные, он способен отрефлексировать. (И в этом отношении на него Ваш покорный слуга похож.)

А Раскольников просто не умный человек. Ну вот назовите мне хоть одну умную мысль, высказанную Раскольниковым. Только давайте его “теории” не будем касаться, она уже тем глупа, что претендует на теорию без кавычек. А всего хуже, что он ее на полном серьезе стал доказывать экспериментально. И дурак он не потому, что эксперимент провалился, а потому, что возомнил себя мыслителем, чьи мозги способны родить что-то оригинальное, и в этом его главная беда, а вовсе не в том, что он не “особенный человек”.

Но каков, каков!.. Себя вообразил мыслителем и заставил всех ему же поверить!.. Посмотрите, что пишут… Пишут, он ставит проблемы по глубине вровень с теми, что сам Достоевский ставит… Да нет, друзья мои, это Достоевский ставит проблемы, а он сбоку припека. А если и он, так что ж из того? Ставят и ставят, но решают по-разному!

Что-то я сердитый сегодня…

Да с ним даже поговорить не о чем. Ну, представьте Раскольникова преодолевшим депрессию и способным к человеческому общению – ну и чем интересна будет эта персона, если за все время нашего знакомства она даже повода не дала заподозрить в ней что-нибудь большее, чем тупое однодумство? Вот! Сказано же: “мономан”! А убрать это “моно” – и что останется? Да ничего. Пустое место.

Ладно, спишем это на недовоплощенность, на принципиальную недовоплощенность образа, – только так и могло получиться, что предначертано авторским замыслом; окажись Раскольников посложнее, наделись Раскольников способностью хотя бы к самоиронии, не будь образованным дураком, не вообще дураком, но амбициозным дураком, и не получилось бы, что должно получиться. Ну ведь дурак же! Давайте своими именами называть. Дурак.

Хуже того: упрямый дурак. Никогда не признается себе в том, что дурак. “Мысль была вовсе не так глупа, как теперь она кажется, при неудаче…” – это он перед явкой с повинной говорил сестре. “Не так глупа” – мысль. И тут же добавлял – в скобках: “(При неудаче всё кажется глупо!)” Он может признаться, что “подлец”, что “вошь”, а в том, что дурак, ни за что не признается. Впрочем, он и не знает, что дурак. А если бы узнал, всё равно не поверил бы. Где-то в обещанном будущем, за гранью Эпилога, Соня будет жить с дураком – счастливо, как обещано, так то ж этому не помеха.

Видите ли, то, что дурак, это еще одна тайна романа. Причем нераскрытая.

Кому тайна откроется, изумляться долго придется, отчего со всей очевидностью это раньше ему не открылось.

А Свидригайлов, конечно, сложнее. Свидригайлову, интереса к жизни не терявшему аж до выстрела себе в висок (устроил же он прощальный спектакль несчастному свидетелю самоубийства), конечно, интересен Раскольников как нечто необыкновенное, исключительное, феноменальное – да ведь попросту невозможное, – как чье-то авторское изобретение. Свидригайлову интересно нечто общее в них увидеть, что выдает, кстати, ум Свидригайлова, тогда как Раскольников любое сходство отрицать готов…

Свидригайлов, знаете ли, он как будто со стороны попал в чужой роман – в роман о Раскольникове – и теперь удивляется увиденному. А вот это он умеет – увлекаться новым. Скуки боится, а удивляться он хочет… и любит… Кстати, так и есть, что попал в чужую историю: он ведь продукт позднего замысла – в подготовительных материалах и черновых редакциях духа его там и близко не было…

Что-то скверное у меня настроение. Не помню, ел ли сегодня. “Преступление и наказание”, в смысле текст, наизусть помню, а ел или нет – нет.

Зато почему-то вспомнилось, как сестра Ваша меня расспросами изводила о деревенской бане с пауками в углах – как это я всё представляю, хотелось ей знать. Не напоминает ли мне моя комнатка с тумбочкой ту, с пауками. А вам ваш кабинет, я в ответ спрашивал, не напоминает того же?.. Мы с ней о вечности говорили, у нее веко дергалось.

Муху при мне поймала. Помните, Свидригайлов перед самым концом в гостинице муху ловил и поймать не мог. А она – хвать на лету, и поймала. И убила – по-своему. Не так как все мы… Так хорошие люди не убивают мух… как она.

Да и Вы мне тоже рассказывали…

Ладно. Обозначить надо главу как-нибудь. Например:

УМ

КАК

ПРОБЛЕМА

[48]

Смотрите.

Свидригайлов и Лужин ненавидят друг друга. Если верить Свидригайлову (а почему не верить?), ссора с Марфой Петровной произошла, когда он узнал, что “она эту свадьбу состряпала”. Вследствие ссоры, или во всяком случае после нее, Марфа Петровна умерла. Дуня, уже после разрыва с Лужиным, обвиняет Свидригайлова в убийстве Марфы Петровны. Но ведь роковая ссора из-за того и произошла, что благодаря Марфе Петровне Дуня выходила замуж за Лужина, с которым теперь счастливо порвала. Круг. (Заколдованный Достоевским!)

Создаются положения, в которых посторонним разобраться принципиально нельзя. То есть можно, как в любой другой истории, известной по слухам и по всяким там бла-бла-бла отдельных личностей.

Из трех непосредственных виновников тех событий одна умерла (Марфа Петровна), другая (Дуня) ограничивается противоречивыми фразами при сильно отличающихся обстоятельствах, и лишь Свидригайлов рассказывает “как есть”, слегка забавляясь над собеседником. Всё остальное просто слух.

Здесь еще тем всё осложняется, что Марфа Петровна имела личный мотив вывести из игры Свидригайлова, мужа своего, когда сватала Лужина за Дуню. О Лужине, родственнике своем, она имела исчерпывающее представление, однако свинью Дуне подкладывала (в лице Лужина – поросенка). Конечно, Свидригайлову вся эта затея не могла понравиться.

Иными словами, Достоевский – сплошь и рядом – запускает ситуации в режиме самоусложнения. И это, между прочим, защита от посягательств ваших – Вас, Кира Степановна, и Вашей сестрицы (ну и прочих читателей). Потянете за одну ниточку – всё перепутается; дернете за другую – перепутается по-другому.

Со своей стороны признаюсь, что меня эстетически восхищает затаенность подобных этому ходов повествования: не замечали? – будущее духовное воскресение Раскольникова, с “постепенным перерождением” героя и беззаветной любовью к Соне предвосхищаемо пародируется эпизодом в отношениях Свидригайлова с Дуней – во всяком случае,