Великая война. 1914 г. (сборник) - Леонид Викторович Саянский

V

Главные действия за это время сосредоточились на линии деревень: Суха, Боржимов, Могелы, Болимов. Все упорство теряющих под собой почву германских войск сосредоточилось на этой линии, и ценою огромных потерь, не учитываемых жертв иногда им удавалось достичь частичного успеха. Но проходили сутки – опять наступала ночь, и штыковая атака русских солдат снова отбрасывала их, и, как старуха в сказке, снова сидели не жалевшие себя части перед старым, разбитым корытом своих старых позиций.

С Боржимовом, имением из тех, что в военной среде именуются господским двором, это случалось несколько раз. Пункт важен был и для русских, и для немцев. И после кровопролитных столкновений, после отчаянных – я бы сказал – исторических атак «в рукопашную», фея войны положила конец тем, что распределила силы по обе стороны господского двора: с одной – русские, с другой – немцы, а самый двор очутился в смертоносном нейтралитете, в область которого нельзя показать носу.

Здесь, около Боржимова, немцы применили стальные щиты – сапы, прикрывающие роющих окоп. Огромный бронированный щит выставляется над землею. За ним роют перпендикулярный расположению вражеского окопа окоп, длиной сажени четыре – пять. Затем сап слегка отодвигается влево или вправо; это значит, что окоп, приблизивший немцев на четыре – пять саженей к русским, пошел в стороны. Он расползается в обе стороны до тех пор, пока оказывается в состоянии вместить в себе всю действующую в этом пункте часть. Таким приемом немцы сблизили окопы, насколько это было возможно. В результате – достаточно поднять на штык винтовки шапку или папаху над окопом, чтобы не больше как через минуту она оказалась простреленной германскими пулями в шести – восьми местах.

Не менее упорные бои были и на линии Г-в – Л-в – К-в. Это, так сказать, вторая линия, выдерживавшая безумный напор приведенных в исступление всеми страшными условиями этой войны, тяжелой польской зимой, безрезультатностью попыток наступления – немецких войск…

И одно это обстоятельство показывает, каким необычайным, нечеловеческим упорством отличаются обе стороны. Для того, чтобы сломить его, остановить это отчаянное стремление хоть на полверсты, но вперед, нужна вся сила, вся выносливость русского солдата, все безграничное его терпение и чисто философское равнодушие к собственным, личным интересам, к страданию и смерти… Когда наталкиваюсь в развертывающейся истории этой войны на подобные случаи, я чувствую полное бессилие человеческого языка дать словами истинный облик этого удивительного, заметного только как трава – когда ее много – простого русского человека, орудующего теперь против немца с винтовкой. И где-то, в глухом и темном уголке души, теплится радостная надежда: пройдет время, – придет какой-то новый человек, отмеченный лучом истинного таланта, и он найдет настоящие, великие и простые слова, и он нарисует нам образ величественный и прекрасный, и тогда все мы, все увидим и поймем, что таилось в эти памятные дни под грубой солдатской шинелью, поймем, почувствуем и склонимся перед могучей и благостной, все выносящей и все превозмогающей силой народной души!..

Выносить одну обстановку этих боев могут только исключительно сильные духом люди. Попробуйте вообразить вечный огонь, окружающий этих людей! Всю ночь грохочет артиллерия – мгновенные белые зарницы зажигают полнеба; всю ночь ломаной линией сверкают перебегающими огнями ружейных выстрелов подземные норы окопов. И всю ночь взлетают в черное небо и вспыхивают ярким голубовато-белым огнем парашютные свечи немцев. Они останавливаются в зените и, слегка вздрагивая, как бы приседая, медленно, странно-медленно, опускаются к земле. И не успеет одна опуститься, как на смену ей шуршащей ракетой возносятся две, три, пять новых. А свет их так силен, что порою его не может поглотить сильный прожектор.

Огненная смерть стоит кругом, смотрит тысячью глаз и жадно ищет жертвы. И простой человек в серой папахе и серой шинели просто идет ей навстречу.

К этому удивительному освещению черных ночей в течение четырех суток привступал огромным, мечущимся под ветром, заревом пожар Сохачева. Особые, зажигающие все, на что они падают, шрапнели зажгли этот маленький, по существу никому ненужный городок.

Жители покинули Сохачев. Были такие, которые бежали в последнюю минуту, когда над подвалами, в которых они «отсиживались от немца», стали рушиться здания. Не буду приводить эпизодов, полных невыразимого трагизма, происходивших при этом последнем исходе. Кровь и слезы, оросившие их скорбной росою, – на совести тех, кто начал эту ужасную войну. Придет время – и длинный, ох, какой длинный счет человеческой крови и слез предъявится человеку, занесшему над миром бронированный кулак.

Теперь я скажу только, что среди жителей, никогда не думавших принимать активное участие в какой-либо войне, есть убитые, есть раненые. Есть погибшие в огне, есть потерявшие своих детей.

И есть случаи самоотверженного героизма, на который способна только мать. Так, жена местного мирового судьи, твердо верившая, что Сохачев немецким никогда не может быть, и потому до последней минуты остававшаяся в городе, во время вспыхнувшего пожара одна, без посторонней помощи, вытащила из горевшего дома всех своих восьмерых детей. Она спасла их, – должно быть, теперь она счастлива одним этим спасением, но храни Бог каждого пережить то, что пережила эта самоотверженная женщина…

Против Сохачева немецкое расположение намечается так: Д – о, К., Р – в. А в Р., немного дальше от Бзуры, стоит тяжелая артиллерия и методически, обстоятельно громит бризантными снарядами жалкие остатки города. Как немцы пользуются артиллерией, можно видеть хотя бы из того, что возле К-ва они применили называемый техническим языком ураганный огонь. Этот огонь без очередей батарей, без команды, когда прислуга бешено носится от зарядных ящиков к орудиям, и пушки торопливо, задыхаясь, без передышки, выхаркивают количество снарядов, на которое они только способны.

В течение дня, таким образом, было выпущено свыше трех тысяч снарядов. Если день взять за десять часов (от рассвета до темноты), т. е. шестьсот минут, выпущенные за это время три тысячи снарядов дадут цифру в пять выстрелов в минуту. В одну минуту пять снарядов, – это действительно ураган смерти.

С этим ураганным обстрелом связывается инцидент, долженствующий быть записанным золотыми буквами в истории русской женщины на этой войне.

Когда огонь достиг наивысшего напряжения, когда кругом уже пылали здания и персонал N-го передового отряда спешно сворачивал свое имущество, и в заключение, совершенно справедливо не желая губить напрасно нужные для иной великой цели жизни, вынужден был отсиживаться в подвале, – сестра Л. Л. М – а отказалась уйти со своего поста и под непрерывным огнем, под грохот рвущихся снарядов,