Знание величия - Юлия Олеговна Чеснокова

пальцем указывал на строку в винной карте, глотал рюмку за рюмкой, потом просил закусить, один раз, рюмки после пятойшестой. Ждал, когда хмель выветрится, и возвращался к Элин, всё так же лежавшей на диване, свернувшейся клубком, но не спавшей. Мужчина понял, что больше так нельзя. Увидев её вот такой, от порога комнаты, бледной, исхудавшей, в испарине, боявшейся пошевелиться, чтобы не заорать от боли, он понял, что она умирает, и нужно срочно принимать меры. Сынхён начал издалека, полчаса сидел на полу, возле дивана, тихонько говорил о том, что медицина – друг человека, надо обращаться к ней за помощью, она иногда и есть то чудо, которого ждут люди. Потом он перешёл на состояние Элин, сказал, что если она ещё похудеет, то ребёнку нечем будет изнутри подпитываться, поэтому надо бы позаботиться и о маме. Ей бы капельницы, или квалифицированная помощь… Элин лежала молча, слушая, но не отвечая. Она чувствовала, к чему это всё идёт. Сынхён этим и закончил. Он сказал, что если для лечения надо «разрешить вопрос с беременностью», то пусть уж доктора и «разрешат». Полежав с минуту без движения после окончания его монолога, Элин отвернула лицо к спинке дивана и уткнулась в неё, больше не поворачиваясь к Сынхёну. Он видел, что несмотря на очевидность побеждающего её рака, она упирается, и надеется сохранить ребёнка. Их ребёнка. Которого, глядя на Элин, Сынхён начинал ненавидеть, словно это он привёл с собой рак, сговорился с ним, и вытягивал из любимой его жены жизненную энергию. В ту ночь Элин не кричала, но Сынхён всё равно не сомкнул глаз. Он лежал в одинокой кровати и пытался услышать дыхание супруги за стенкой, с болезнью оно стало шумным, но раз тяжелых вздохов не было, значит, она тоже не спала, бросая все свои запасы сил на то, чтобы выходить долгожданное дитя и не слышать больше крамольных предложений. На завтра Джиён заметил, что от Сынхёна пахнет виски, он помят и не выспавшийся, под глазами залегли круги, а взгляд отсутствующий, выдаёт, насколько его владельцу всё равно на происходящее, он ничего и никого не слушает. - Что-то случилось? – спросил Дракон, закурив. - Что? – очнулся Сынхён, посмотрев на него. - Я спросил – что-то случилось? Мужчина посмотрел на него таким взором, какого Джиён, пожалуй, не видел никогда, а потому не сразу опознал, не угадал, что за собой несёт подобное выражение? Джиёну сделалось одновременно неуютно, будто обдало холодом, но, с другой стороны, он почувствовал, что за глазами с такой Вселенной есть нечто, ради чего живут и гибнут, и люди с такими взглядами достойны быть чем-то большим в этом мире… Они уже имеют нечто большее. Сынхён не выдержал больше скрывать, а точнее, в этот момент, он уже потерял силы думать о том, что говорит и зачем это делает, он просто произнёс то, о чём была каждая секунда его горестных дум: - У Элин рак. Джиён не изменился в лице, не задержал в воздухе сигарету, не бросился выражать жалость или соболезнование, он выдерживал взгляд товарища, пока тот сам, вновь убравшись в свой панцирь трагедии, не отвёл лица. - Нужна помощь? – спустя пару минут задал вопрос Дракон. Сынхён не то не услышал, не то утерял способность быстро реагировать. – Лучшие врачи, клиники? Поискать в Америке? Привезти? Дать денег? - Элин не хочет обращаться к врачам… - оборвал себя на полу-фразе Сынхён. Он опять ничего не сказал о ребёнке. Не мог заставить себя произнести о том, кого, видимо, придётся убить, чтобы спасти Элин. - Почему? - Не доверяет им, - нахмурившись, отговорился Сынхён, уставившись в пепельницу у бедра Джиёна, стоявшего перед ним, по ту сторону стола и прислонявшегося к нему. – Она верит в Бога… ждёт чуда. После очередной продолжительной паузы, Дракон негромко сказал: - Если что-то будет нужно – обращайся. – И вышел. Он не стал больше беспокоить друга, не имея опыта общения с людьми в таких ситуациях. Доводить, запугивать, грабить, похищать, убивать он умел, а вот утешать и находить слова поддержки… К тому же, Джиёна всерьёз озарило по поводу чудес. Если ему приписывают всемогущество и неуязвимость, смог бы он ответить на чаяния людей, которые ждут чего-то сверхъестественного и необъяснимого? Джиён для себя знал, что ни Бога, ни Дьявола нет. Но мог бы он сам быть для кого-нибудь Богом или Дьяволом? Главарь крупной группировки, король Сингапура, как его тут и там порой называют, это уже пройденный этап, это испытанное и заслуженное. Что же насчёт титулов погромче? Сынхён нашёл Элин на полу, потерявшей сознание. Он не знал, как давно она так лежит, поднял на руках на диван, спешно вызвал скорую. Больше ждать и оттягивать было нельзя. Почему он позволял ей себя мучить? Почему не остановил? Губы его тряслись, но приходилось сдерживаться, чтобы не встретить людей в белых халатах с мокрым, мальчишечьим лицом беспомощного слабака. А если очнётся Элин? Он попытался осторожно привести её в чувства, но ничего не вышло. К счастью, врачи прибыли быстро, погрузили девушку на носилки. Муж поехал с ней. Пока ей оказывали помощь, спросив у Сынхёна, что именно случилось, чтобы знать, что требуется поступившей, супруг стискивал кулаки с длинном коридоре с холодным освещением. Он и сам то молился, то проклинал жестокую судьбу. Он просил, чтобы Элин избавилась от страданий и выздоровела, а если какому-то колесу злого рока, или каким-то весам мирового равновесия нужна жертва – пусть возьмут его, Сынхёна, он согласен и в кипящий котёл, и по острым ножам, и на дыбу, куда угодно, пусть все муки ада обрушатся на него, только пускай Элин никогда не испытывает больше никакой боли. Мужчина сходил с ума, находясь дома и слыша, как воет с подушку и плачет Элин, а он не может ничего поделать. Эти её утробные звуки врывались в него пулями, калёным железом проходились по душе. Это невыносимо даже со стороны, каково же было бедной хрупкой Элин? Откуда-то появился доктор и попросил Сынхёна на пару слов. Они отошли в сторону. - Как так вышло, что у неё такая запущенная стадия? – негромко, но как-то обыденно, поврачебному спросил врач. Ни осуждения, ни сожаления. - Она не хотела терять ребёнка… - прошептал Сынхён. - Она всё равно его не выносит, - отрезал медик, говоря правду, прямо и без экивоков. – То есть, она проживёт ещё месяц с ним, возможно,