Отечество. История о войне, семье и совести в нацистской Германии - Буркхард Билгер

давал покоя смутный страх оказаться для кого-то обузой. Когда родня собиралась вместе, рассказывал мне его сын Кристиан, Винфрид настаивал на том, чтобы ночевать в отеле, хотя у братьев дома было полно места. «Aber wieso denn?» – задавался вопросом Кристиан: «Но почему?»

Отправив Винфрида в Херцогенвайлер, семья стала немного больше есть, однако заработков все равно никаких не появилось. Эмма всегда очень любила преподавать, и найти место было несложно, учитывая, сколько учителей не вернулись с войны. Но, работая в школе днем и нянчась с тремя детьми по вечерам, она уставала гораздо больше, чем на ферме. Осенью Эмма подала прошение в городскую администрацию, и ей выделили квартиру в одном из домов в восточной части города. Для мамы переезд оказался очень тяжелым – рай ее детства исчез, – но еще тяжелее переживала его Эмма. Соседка снизу потеряла на войне единственного сына и не могла вынести доносившийся до нее шум бегающих над ней трех детей. Когда она узнала, что муж Эммы был партийным функционером, то стала кричать на лестнице: «Фашистская свинья!»

Жив ли он вообще? Эмма до сих пор ничего не знала. В первые месяцы после его ареста французы не присылали никаких известий о его местонахождении – почта, как и все остальное, просто не работала. Ходили слухи, что Карл погиб несколько месяцев назад, что его привязали к танку и протащили через какую-то деревню, что его схватили и расстреляли в лагере. И вот однажды, почти через год после того, как домашние видели его в последний раз, от Карла пришла открытка. Он написал размашистым, неуверенным почерком, что его выпустили из французского лагеря и что скоро он вернется домой.

«Как же мы рады были получить известие о том, что ты во Фрайбурге, – в ноябре написал ему Гернот. – Мама нам рассказала обо всем, что тебе пришлось пережить; кажется, это просто чудо, что ты выдержал. Больше всего я боялся за тебя, когда еще служил в зенитной части. Ты, наверное, слышал пушечную пальбу; это были самые тяжелые дни войны и для нас, молодых солдат. Надеюсь, ты скоро вернешься и больше уже никогда от нас не уедешь».

Человек, еле слезший с поезда 23 ноября 1945‐го, не был похож на отца, которого они знали. Они видели это даже сквозь слезы. Карл всегда был худосочным – кожа да кости, скрепленные волей. Но теперь он и вовсе выглядел как ожившее привидение: бледная тонкая кожа на лице, ввалившиеся глазницы, живой глаз настолько тусклый, что тоже казался стеклянным. Он словно одной ногой стоял в потустороннем мире.

Перед отъездом в Эльзас Карл весил 63,5 килограмма, сейчас – меньше сорока пяти. Он был слишком слаб, чтобы работать, и слишком травмирован, чтобы мыслить здраво, а еды, чтобы восстановить силы, не было. В Блезерхофе они никогда не голодали, даже в самый разгар войны. Там был фруктовый сад, огород и двор, где Карл держал пчел, которые давали мед – бледно-золотистый поздней весной, когда цвели липы, и янтарный летом, когда Карл увозил ульи в Шварцвальд и выпускал пчел «пастись» среди сосен. Осенью, когда осы напивались перебродивших фруктов и летали неровными кругами по двору, у них был шнапс, а зимой – Lebkuchen[368]. При новом доме не было ни сада, ни тем более пчел, и еды постоянно не хватало на всех.

Самые тяжелые времена для семьи были, впрочем, еще впереди – они наступят в Hungerwinter[369] 1946 года. Но уже поздней осенью 1945‐го кухонный шкаф был наполовину пуст. Когда мама ходила за продуктами, дотянуться до полок, где лежало все самое лучшее, она не могла из-за роста, да и позволить себе это родители не могли. «Можешь взять сколько хочешь уксуса», – говорил ей лавочник, криво ухмыляясь, после чего выдавал семейный паек муки, масла и молока. Дома Эмма пекла караваи Mischbrot, только размером гораздо меньше, чем раньше в Шварцвальде. После этого Карл взвешивал порцию каждого на весах. Гернот и Зигмар сразу съедали свои или плевали на них, чтобы больше никто не съел. «Как будто это бы нас остановило», – рассказывала мне потом мама. Как и узники в Пон-д’Эне, она иногда выменивала свой хлеб у братьев на более «питательную» продукцию – в ее случае, впрочем, это были книги, а не сигареты, как у деда в лагере. Она прятала их под блузку за обеденным столом и, извинившись, шла читать их в ванную, пока остальные ели. Через некоторое время она так похудела, что один из учителей, взглянув на нее, сказал: «Ничего не осталось, кроме души».

Мама так долго тосковала по своему отцу и боялась, что он никогда не вернется. Теперь все только и делали, что ссорились. Эмма была измотана, нервы Карла были настолько расшатаны, что он мог взорваться от малейшего звука. Но больше всех переживал Гернот. Пока Карла не было, он изо всех сил старался играть роль старшего. А тут с ним снова стали обращаться как с ребенком, а сам он ругался из-за объедков с младшим братом. Зигмар обладал проницательным умом и бесшабашным характером, благодаря чему умел выводить близких из равновесия. Если мама была любимицей Карла, то Зигмар – любимчиком Эммы: еще одна причина, по которой все они не очень ладили друг с другом. В какой-то момент Зигмар настолько вывел Гернота из себя, что тот набросился на него со стулом. Мама выбежала на улицу с криками о помощи, уверенная, что братья сейчас друг друга убьют. Но на помощь никто не пришел.

Стычки братьев длились еще несколько недель, и в один прекрасный день Гернот в сердцах бросился вон из дома, поклявшись никогда больше не возвращаться. Но куда ему было идти? Страна оккупирована, города наводнены беженцами. Свободного жилья нет вообще, заняты даже подвалы. Уехать или остаться? Утром 19 февраля 1946 года все было решено за него[370]. В дверь постучали, мама открыла и увидела в коридоре вооруженного французского офицера. «Карл Гённер здесь проживает?» – спросил он. И он увел Карла; сначала его посадили в тюрьму в соседнем Лёррахе, потом увезли в Страсбургскую цитадель. Кое-кто в Эльзасе обвинил его в убийстве.

16

Обвиняемый

Полуразрушенная Страсбургская цитадель находится недалеко от берега Рейна и напоминает скелет какого-то древнего морского зверя. Ее наклонные бастионы из кирпича и розового песчаника, покрытые зарослями травы, поднимаются из земли, словно вытесанные из горной породы. Построенная в 1680‐е годы по велению Людовика XIV и похожая на большую пятиконечную звезду, крепость выдерживала попадание пушечных ядер. Однако к моменту, когда сюда под охраной препроводили