О Христе по-другому. Подлинный смысл Страстей Христовых - Франсуа Брюн

Но он также признает:

«Многие души, даже благочестивые, не понимают порывов внутренней души… Это случается редко. А идеал, соединение спекулятивной науки и опытного, личного знания, встречается еще реже»[270]. Аббат Делаж приводит затем в пример святого Иоанна Креста (а не Фому Аквинского).

Но если наша любовь может дать сколько-то счастья Богу, то это лишь потому, и Робер де Ланжеак это отлично понял, что наша способность любить Бога происходит от Самого Бога: «Любовь, которую эти внутренние души испытывают к Богу, не похожа на чувства человеческих сердец, пусть даже самые чистые и законные. Она не от природы, а совсем иного порядка. Она от Неба, она исходит из Вашего Сердца, она сотворенное участие в той любви, которую Вы испытываете к Самому Себе…»

Жан де Сен-Самосон (1571–1636), слепой кармелитский монах, диктовал свои тексты, отсюда это пристрастие к длинным предложениям, перескакивающим с одного на другое, так что порой мысль теряет нить. Вот как он пережил одновременно оба эти момента, счастье быть любимым и счастье любить:

«Здесь борются эти духи друг с другом в их взаимной любви, сверкая несравненно, исключительно ради удовольствия и удовлетворения друг друга; так эти влюбленные духи не желают прекратить свою взаимную битву, божественные лобзания любви, пока слабейший из них, будучи побежденным в этой любовной битве, не почувствует и не увидит, как он пал необоримо в бесконечную огромность своего вечного Объекта. Там, видя, как со всех сторон его окружают и обступают все божественные качества, он ныряет туда, теряется там, наполняется радостью и весельем, превосходящими человеческое понимание»[271].

Тот же опыт мы находим и у Марии Воплощения (1599–1672)[272].

Эту любовь, идущую от Самого Бога, Бог может у нас внезапно отнять, саму эту способность Его любить, отнять резко, без предупреждения и объяснения, если сочтет это благом для нас. Мы вскоре это увидим.

Те, кого Бог пригласил на этот уровень, вскоре незамедлительно продолжат возрастать в любви все больше и больше.

Время страдания

Сразу стоит пояснить, что я считаю давно пройденным этапом все попытки рассматривать мистические страдания лишь как патологические феномены. Патология, конечно, тоже встречается; и в этом одна из главных трудностей изучения всех этих мистических случаев. Тут необходимо сотрудничество психологов, психиатров, неврологов. Примером взвешенного научного анализа сложного комплекса всех этих проблем может служить книга Герберта Терстона[273], например, или разные работы Иоахима Буфле[274]. Мы не будем обсуждать все это здесь, поскольку это не предмет исследования в данной книге, я лишь приведу здесь те случаи, которые мне представляются серьезными. Конечно, подлинность самих феноменов не исключает при этом того момента, что они могут отражаться в человеческом сознании, во всей его сложности, и делать его еще более уязвимым. То, что до появления в человеческой жизни подобных феноменов казалось «нормальным» и уравновешенным, уже не кажется таким после. Подлинные мистические феномены вполне могут уживаться с элементами патологии.

Прежде чем двинуться дальше, я должен все же признаться вам, что при изучении этих свидетельств мы столкнемся с еще одной крупной проблемой, относящейся к тому богословию, которое я отстаиваю и считаю лучшим, единственным и истинным: почти все примеры святых, носящих стигматы, которые я буду приводить, выражены на языке того богословия, которое у меня вызывает отвращение, потому что оно делает из Бога какого-то страшного монстра.

Это язык того времени, и легко понять, что мистики сами использовали его непреднамеренно, поскольку они не богословствовали и не теоретизировали, а говорили о своем опыте.

А раз это к тому же язык комментариев того времени и даже язык всего западного богословия, то тогда все становится тем более понятным. Серьезнее то, что на этом же языке переданы обычно и видения мистиков, сопровождающие появление стигматов. В таких видениях Христос, Богородица, сами святые выражаются этим чудовищным языком. В итоге, богословы, с которыми я спорю, правы, когда замечают мне, что и сами мистики, на которых я ссылаюсь, подтверждают их линию богословия; по крайней мере, если мы будем понимать их язык буквально и не будем учитывать сам механизм общения с миром иным.

В этом отношении, например, можно привести сообщение, которое получила от Христа Кончита (1862–1937), мексиканка и «простая» мать семейства. Она семнадцать лет была замужем, потом овдовела, родила девятерых детей, и, живя в заботах о всех этих детях, внуках и правнуках, нашла время, чтобы оставить нам потрясающее свидетельство о своих постоянных отношениях с Богом, о чем она делала записи в течение 40 лет. В этом отрывке Христос объясняет ей, как осуществляется переход от Его мысли к тому, что записывает Кончита:

«Вот так, внезапно, Я отражаюсь в твоей душе, как в кристалле. Там отпечатываются эти божественные лучи, и, под впечатлением этого, ты видишь, ты созерцаешь и ты понимаешь. Тотчас же, при помощи разума, ты облекаешь их в слова, тогда как Сам Я, не предупредив тебя, позволяю тебе сделать это более-менее точно; но с самых первых озарений, Я оставил в тебе субстанцию, сущность, фотографию того, что сообщается. И ты переносишь ее из своей души в способности разума, а оттуда на бумагу… Очевидно, что божественное, проходя через человеческое, облекается в форму и цвет того, кто принимает сообщения; но все это вторично»[275].

Мы теперь лучше понимаем, почему на Западе сообщения, полученные нашими святыми, формулируются всегда в соответствии с категориями, принятыми в господствующей линии нашего богословия.

Итак, мне придется доказать, что за пределами такого языка искупительный «механизм» пережитых мистиками испытаний не соответствует тому, как они его сами его определяют, но оказывается чем-то другим, тем, что мы уже начали приоткрывать, когда говорили о феноменах эмпатии. Сложная задача, должен признать, но зато она позволит нам проникнуть в тайну гораздо более прекрасную и глубокую, чем эта чудовищная теория о выкупе, данном Отцу, ради умилостивления Его гнева.

Физические страдания

Такой опыт разделенной любви между Богом и Его творением постепенно ведет того, кому выпало счастье к ней прикоснуться, к оставлению всего, что не будет Богом. Речь идет о постепенном, поэтапном отречении, предполагающем разные ступени добровольного или вынужденного очищения. Это долгий путь, медленное освобождение от всего, что привязывает нас к благам этого мира. Все это хорошо известно и не нуждается в