И восстанет ветер. Баллады - Даниэль Мусеевич Клугер

работал на каменоломне,

Джульетта солдатам стирала бельё.

Жизнь выкинуть может лихие коленца,

Он был из Варшавы, из Лодзи — она.

А вот познакомил их лагерь Освенцим,

Когда по Европе катилась война.

Случайно друг друга они увидали:

Прожектор светил им, не в небе луна.

Его звали Эдек, а девушку — Мали.

Поляком он был, и еврейкой — она.

Но все ж не Верона вокруг, а Освенцим,

И в лагере нет театральных чудес.

Не соединил их священник Лоренцо —

Помог им бежать офицер из СС.

Сначала погоня прошла стороною,

Но нынче — не сказочные времена.

Любовь не желает считаться с войною,

С любовью не станет считаться война.

Какая свобода — не быть осторожным!

Не сдерживать больше ни чувств, ни речей!

И нашим влюбленным в лесу придорожном

Судьба подарила двенадцать ночей.

Всего лишь двенадцать — и песня допета,

Попались следы на глаза патрулю,

И черные тени, дождавшись рассвета,

Тринадцатым утром стянули петлю.

Спроси — но уже не дождешься ответа,

Во что превратится сверкающий рай…

Уходит Ромео, и следом — Джульетта

Покинет навеки безрадостный край.

А время играет спектакли без грима,

По новому руслу струится вода,

И десятилетия тянутся мимо,

И память уносится с ветром туда,

Где синее небо, и вечное лето,

Где счастье, которого не потерять,

Где Эдек — Ромео, и Мали — Джульетта,

И тот офицер, что помог им бежать…

Поляк Эдек Галински попал в Освенцим в числе первых узников в 1940 году. Мали Цимметбаум, польскую еврейку, отправили в тот же лагерь в 1942 году. Благодаря хорошему знанию иностранных языков Мали избежала гибели в газовых камерах и даже получила в лагере «престижную» работу. Они полюбили друг друга и решили бежать. Помог им бежать офицер СС Эдвард Любуш — немец, выросший в Польше. Но уже через двенадцать дней влюбленных поймали и приговорили к смертной казни.

МЕЛÁМЕД

В талмудическом трактате

«Пиркей авот» («Поучения отцов») сказано:

«На трех основах зиждется мир: на изучении (Торы),

на служении (Богу) и на творении Добра».

Он мальчишек учил Торе,

Он указывал путь во мраке.

Но не в хедере — вот ведь горе…

Он учил по ночам, в бараке.

Он подобен был мудрой птице.

Сохранив страницу Талмуда,

По единственной той странице

Он мальчишек учил думать.

Говорил он им: «Миру нашему

Три основы есть:

Есть учение, есть служение…

А добро? Бог весть…»

И, касаясь его плечами,

Улыбаясь ему незримо,

Приходили в барак ночами

Мудрецы Иерусалима.

Приходил к ним рабби Акива,

Вел под руку рабби Шимóна,

Вот Гилель, вот Шамая грива,

Рядом с ними — Ниттай и Хóне.

Говорил он им: «Миру нашему

Три основы есть:

Есть учение, есть служение…

А добро? Бог весть…»

Только тает ночное пламя,

И злодея тень — у порога,

От барака к расстрельной яме

Тех мальчишек ведет дорога.

Но укрыл их туман небесный,

Вместо них, по туману, мимо,

Вереницей прошли чудесной

Мудрецы Иерусалима.

Говорил он им: «Миру нашему

Три основы есть:

Есть учение, есть служение…

А добро? Бог весть…»

Встал у ямы рабби Акива,

Взял за руку рабби Шимóна,

И качнулась Шамая грива,

Встали рядом Ниттай и Хóне —

Чтоб живыми остались дети,

И мелáмед читал им Тору,

И рассказывал им о Свете,

И Добро им пришлось бы впору.

Говорил он им: «Миру нашему

Три основы есть:

Есть учение, есть служение...

И добра не счесть…»

БАЛЛАДА О МУДРОМ РАВВИНЕ ГУР-АРЬЕ

Гур-Арье, раввин из Праги, ведал суть небесных знаков,

И в минуту роковую не терялся никогда.

Потому-то и приехал тот мудрец однажды в Краков

Перед праздником еврейским — знал: случится там беда.

Той порой, когда от спячки пробуждается природа,

И ручьи бегут, и в небе плавно реют журавли, —

Словом, перед самой Пасхой, перед праздником Исхода,

У еврейского квартала тело мертвое нашли.

В тех краях такой напасти не припоминали сроду:

Перерезал кто-то глотку попрошайке-нищеброду.

И тотчас священник местный отпевание назначил,

И в собор со всей округи прихожане собрались.

И с амвона пастырь громко обличать евреев начал,

И его слова по нраву черни тамошней пришлись:

«Иудеи перед Пасхой рыщут в поисках добычи,

Так Иуды злое племя нрав выказывает свой!

Пусть они сполна заплатят за кровавый тот обычай,

За жестокое убийство пусть ответят головой!

Жаждут крови христианской иудеи год от года,

Потому они убили попрошайку-нищеброда!»

После проповеди этой никого не стало в храме,

Грозной яростью и гневом был объят окрестный люд.

Шли к еврейскому кварталу с топорами и ножами,

Впереди шагал священник, призывая Божий суд,

Проклиная иудеев, обещая наказанье.

Над толпою плыл убитый в черном струганом гробу.

Посреди людского моря он один хранил молчанье,

Он ни гневом, ни враждою не испытывал судьбу.

Даже