Творцы истории. Кто, как и почему сформировал наше представление о прошлом - Ричард Коэн

Как не повредило оно и его карьере. В 1839 году, продолжая обдумывать следующую книгу, он принял от премьер-министра лорда Мельбурна предложение стать военным министром и вошел в состав кабинета. Работа над “Историей” шла медленно, а правительство Мельбурна в 1841 году пало, и Маколей получил больше свободного времени. (В 1846 году он, однако, вернулся на государственную службу и возглавил казначейство.) На выборах 1847 года он выставил свою кандидатуру в Эдинбурге, новом округе, и проиграл. Пять лет спустя Маколею предложили переизбрание, и он согласился – при условии, что ему не придется ни вести кампанию, ни обещать придерживаться какой‐либо определенной политической позиции. Избиратели неожиданно согласились, и вскоре он попал в парламент в третий раз.

Джон Кеньон в книге об английских историках XVII – конца XX века указывает, что Маколею в то время были присущи “в избытке все наименее симпатичные черты викторианца – самодовольство, ханжество и высокомерие”. Вероятно, успех его исторического труда лишь усугубил эти недостатки. 7 ноября 1848 года из печати вышли два первых тома “Истории Англии от восшествия на престол Иакова II”. Утром в день публикации Ладгейт-Хилл оказался запружен повозками книготорговцев, стремившихся попасть в издательскую контору на соседней улице Патерностер-роу. Маколей стремился воздействовать на ту же аудиторию, которую обхаживал Гиббон, и ориентировался “на интерес и удовольствие читателей, которых отталкивают обычные книги по истории”. Он готовился, избегая изображения высот и глубин человеческого опыта, сотворить “нечто, что на несколько дней заменит последний модный роман на столиках у юных леди”.

В сочинении Маколея излагались события менее чем шестнадцати лет, но оно продемонстрировало его навыки рассказчика (особенно это касается батальных сцен), сильное чувство драматизма и умение восстанавливать обстановку. Характеристики героев иногда убийственны: так, Яков I – “один из тех королей, которых Бог будто посылает, чтобы приблизить революцию”. К концу года был распродан четвертый тираж. На Новый год Маколей предсказал: “Если этот прииск и впредь будет работать, то я стану богачом”[460]. В 1848–1857 годах было продано более 30 тысяч экземпляров первого тома, к 1875 году – почти 150 тысяч. Принц Альберт пригласил Маколея в Букингемский дворец и предложил ему королевскую кафедру современной истории в Кембридже. Тот отказался. К 1850 году в США было продано более 100 тысяч экземпляров “Истории”. Похоже, Маколей стал первым в мире писателем-миллионером. Примечательно, что книгу никогда не переставали допечатывать. Маколей ликовал. Он восторжествовал еще больше, когда увидел в витрине историю Англии Дэвида Юма, уцененную до двух гиней, с табличкой: “Весьма ценное введение к Маколею”. “Я смеялся так судорожно, – признался Маколей, – что остальные люди, рассматривавшие книги, приняли меня за несчастного безумца”.

В 1855 году из печати вышли третий и четвертый тома (повествование доведено до 1697 года и Рисвикского мира, закончившего девятилетнюю войну Аугсбургской лиги) с первым тиражом в 25 тысяч экземпляров, а Маколей – уже начавший тяготиться своим грандиозным проектом, одолеваемый мигренью и дважды за несколько лет перенесший сердечный приступ – в конце января 1856 года покинул парламент. В 1857 году Маколея ввели в палату лордов, но он редко там появлялся, так как работал над пятым томом, дойдя до смерти Вильгельма III в 1702 году (остановиться он собирался на 1820‐м и смерти Георга III). Двадцать восьмого декабря 1859 года пятидесятидевятилетний Маколей умер от третьего сердечного приступа.

Маколея погубила сердечная недостаточность, а не разбитое сердце, но некоторое время действительно казалось, что его подкосило горе. После смерти Маргарет он был безутешен и горевал, когда вышла замуж и уехала Ханна. В конце жизни он постоянно пребывал в апатии. Маколей, как и Гиббон, в возрасте примерно двадцати лет пережил серьезное увлечение – богатой воспитанницей по имени Мария Киннэрд, – но из этого ничего не вышло. Как и Гиббон, Маколей стеснялся, был почти одержим своими, как он считал, безобразностью и тучностью[461]. Он назвал себя “бедным Престо” (прозвище Свифта в его “Дневнике для Стеллы”) и довольно рано решил, что “обойдется без половых или брачных отношений”. Зато его собственнические чувства по отношению к Ханне и Маргарет достигли почти драматического накала, и семейную жизнь он строил с ними[462].

Летом 1832 года Маколей написал Ханне (умнице) и Маргарет (вряд ли глупой – она оставила хорошие мемуары, но была гораздо более эмоциональной): “Как нежно я вас люблю и как сильно по вам скучаю! Хорошо, что мне надо заниматься делом, а то в душе я готов скулить, как когда двенадцатилетним уезжал в школу”[463]. А вот из письма Ханне: “Милая моя девочка, сестренка моя дорогая, нежный мой дружочек, ты себе не представляешь, как среди этих яростных споров в самых блистательных кругах нашей знати я тоскую по твоему обществу, твоему голосу, твоей ласке. Пишу и плачу, как женщина, глазами и сердцем”.

В день, когда Ханна вышла замуж, Томас впал в такое уныние, что несколько недель был сам не свой. Саймон Шама отметил: “Для современного читателя почти невозможно, чувствуя во многих письмах [Маколея] бурю страстей, не счесть их в некоторых моментах некоторым образом кровосмесительными”[464]. Современники Маколея тоже чуяли неладное, даже неподобающее. У Ханны и ее мужа, позднее вернувшихся в Англию, родилось несколько детей (одним из их потомков был известный историк Дж. М. Тревельян). Для этих юных созданий Маколей стал “неугомонным задорным дядюшкой, радовавшим их стихами, рассказами, прогулками и лакомствами”. Когда Ханна повзрослела, он очень привязался к ее дочери Маргарет, которую прозвал Бабá. Маколей стал приписывать свое умение увлекательно излагать историю тому обстоятельству, что он много времени проводил в разговорах с детьми.

Какова бы ни была природа его литературного обаяния, каждый том “Истории” находил отклик у публики, поскольку упор он делал на том, что Британия непрерывно совершенствуется, а его выразительный стиль придавал дополнительный вес этому тезису. “История Англии – это убедительная история прогресса, – объявил он в статье 1835 года. – История постоянного движения великого общества”[465]. Маколей делил народы на цивилизованные и варварские, причем вершину цивилизации занимала Англия: ее населению никогда не жилось настолько хорошо. Почти бескрайний оптимизм касательно роли Англии обеспечил Маколею еще большую популярность, но нашлись у него и недруги. В конце XIX века начались систематические нападки на “вигскую интерпретацию истории”, главной мишенью которых стал Маколей. Внятно сформулировать разницу между вигами и тори непросто. Термин “виг” (Whig) появился в середине XVII века и первоначально обозначал “виггамора” – противника нового короля Иакова