Юрий Бондарев - Вячеслав Вячеславович Огрызко

Вообще, с конца 1964 года руководство советского кинематографа взяло курс на закручивание гаек. Алов потом рассказывал, что в 1966 году их объединение по плану должно было снять шесть картин, но три из них очень долго начальством не принимались.

Бондарев, как и Алов с Наумовым, какое-то время пытались маневрировать и искать компромиссы. Но в 1967 году ЦК партии утвердил нового главного редактора сценарной коллегии Госкино – Александра Дымшица сменил Евгений Сурков. А Бондарев его на дух не переносил (сколько раз он схватывался с ним в конце 1950-х – начале 1960-х годов, когда работал в «Литературной газете»!). Подчиняться своему недругу писатель не захотел и ушёл на вольные хлеба.

Ну а Наумов смог довести начатое в 1963–1964 годах дело только в конце горбачёвской перестройки и уже без Алова: премьера «Закона» состоялась лишь в 1989 году и в новых условиях не прозвучала.

* * *

А сам Бондарев, когда был главредом 6-го объединения «Мосфильма», что-то предлагал этому объединению в качестве сценариста? Или там он только руководил, а как сценарист был занят в другом объединении, где шли съёмки по его роману «Тишина»? Судя по всему, писатель после «Тишины» лишь собирался с силами. У него периодически возникали разные идеи, но и только.

Осенью 1964 года, когда в Госкино рассматривался сценарный портфель всех объединений «Мосфильма», одна из редактрис – Зинаида Куторга – доложила, что 6-е объединение ждёт новую работу Бондарева. Предполагается, сообщила она, получить «новый сценарий Ю. Бондарева для ‹режиссёра› Басова „Ответственность“» (РГАЛИ. Ф. 2944. Оп. 5. Д. 64. Л. 31). Но это сразу насторожило зампреда Госкино Владимира Баскакова. Чиновник тут же уточнил: «Он не имеет ассоциаций с „Тишиной“?» Куторга ответила: «Нет». Но Баскаков не угомонился. «А герои какие, – спросил он, – из „Тишины“?» Куторга ответила уклончиво: «Герои другие, но ассоциации в своих героях Бондарев никогда не избежит». Это ещё больше напугало Баскакова. У него возник новый вопрос: «Это не есть экранизация романа „Двое“?» Куторга сослалась на свой разговор с режиссёром Басовым: мол, нет, новый сценарий Бондарева никак с романом «Двое» связан не будет. Но Баскаков и на этом не успокоился. Его интересовало: поступила ли от Бондарева заявка на сценарий? Тут выяснилось: «Всё ещё в стадии договора». И чиновник успокоился.

Похоже, Бондарев, вскоре узнавший о происшедшем в стенах Госкино допросе с пристрастием Куторги, занервничал. Он понял, что после «Тишины» оказался на опасной тропе и каждое его следующее движение киночиновники будут рассматривать под микроскопом. Он взял паузу, а потом совсем отказался от идеи сценария «Ответственность». В следующий раз речь об экранизации его произведений зашла только в 1972 году, когда режиссер Гавриил Егиазаров снял фильм «Горячий снег».

«Писатель – врач-диагностик»

После выхода повести «Двое» многим в писательском сообществе бросилось, что редакция журнала «Новый мир» и Бондарев неожиданно друг к другу охладели. Нет, ещё какие-то время они продолжали мило улыбаться. Скажем, Бондарев посетил почти все мероприятия, посвящённые 40-летию журнала. В частности, 2 марта 1965 года он отметился на банкете в ресторане Дома журналистов, на котором из авторов «Нового мира» были также Федин, Берггольц, Панова, Виктор Некрасов, Тендряков, Евтушенко, Синявский, Андроников и много кто ещё. Однако прежней теплоты в отношениях большинства сотрудников журнала с Бондаревым уже не было. Разве что зачисленный в 1965 году в штат редакции критик Игорь Виноградов продолжал как ни в чём не бывало обсуждать с писателем разные литературные, да и другие дела.

Но вообще-то со стороны всё выглядело странно. Было впечатление, что редакция «Нового мира» и Бондарев заключили между собой пакт о молчании: «новомирское» начальство перестало его публично где-либо упоминать, а писатель как бы прекратил замечать журнал. А что было тому причиной? Может, Бондарева сильно качнуло вправо и поэтому он стал неугоден либералам из «Нового мира»?

Я нашёл в архивах стенограмму одного из публичных выступлений Бондарева, датированную осенью 1965 года. Писатель тогда был приглашён в Ленинград на симпозиум советских и финских авторов. Он поднял важную тему: для чего его современники пишут книги? А начал Бондарев с азов. «Ведь все великие гении, – напомнил писатель, – уже до нас сказали то, что пытаемся сказать мы. Все проблемы, главные проблемы человечества: жизнь и смерть, любовь и ненависть, добро и зло – были разработаны со всей силой глубокого, ёмкого, острого и оригинального ума ‹…› Однако зло и пороки не исчезли» (РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 26. Д. 2585. Л. 42).

Бондарев констатировал: изменился мир, но осталась прежней психика человека, его эмоциональная структура, а накопление богатств привело к тому, что люди стали совершенней в проявлении зла. Но самыми страшными проблемами современности он назвал одиночество и равнодушие. Он признался: «Писатель садится за стол не потому, что хочет удивить мир блеском ума, красотами стиля, выбирая ту или иную манеру письма. Писатель садится за стол потому, что писатель должен быть тонко чувствующим инструментом. Писатель, по-моему, – это врач-диагностик и врач лечащий» (РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 26. Д. 2585. Л. 45).

Еще он заявил: «Для меня существует совесть злая и совесть добрая. По-моему, писатель должен преклоняться или поклоняться одному богу, создавая веру. Этот бог для меня – добрая совесть» (Там же. Л. 47).

А что в этом выступлении Бондарева могло если не напугать, то насторожить «новомирцев»? Да ничего. Уверен, что и Твардовский все эти мысли полностью разделял. Но ведь какая-то кошка между редакцией журнала и Бондаревым все же пробежала. В конце 1966 года над «Новым миром» вновь сгустились тучи. Твардовский не исключал своего увольнения. Он даже попробовал составить список своих прегрешений перед властью. 4 декабря поэт записал в свой дневник:

«1. Овечкин – начало „линии“ „НМ“.

2. Эренбург, Горбатов, Залыгин, Можаев – это всё ошибки „НМ“? Лучше было бы не печатать этих вещей.

3. Солженицын – ошибка?» (Твардовский А. Новомирский дневник. Т. 1. С. 510–511).

Твардовский упомянул ещё Айтматова, Василя Быкова и Кардина, а вот про Бондарева даже не вспомнил. Это как минимум означало, что в середине 1960-х годов Бондарев уже ни у кого в верхах изжоги не вызывал и из-за него у журнала никаких неприятностей в инстанциях возникнуть не могло.

Скорей всего, в тот момент Твардовский уже почти сбросил Бондарева со счетов и больше не держал его в авторах