О Христе по-другому. Подлинный смысл Страстей Христовых - Франсуа Брюн

«Ты свят, Господи, Ты един, Боже, един творишь чудеса.

Ты могуществен, Ты велик, Ты превыше всего. Ты всемогущ, святый Отче. Царь неба и земли.

Ты Троица и Единица, Господь над богами. Ты добр, очень добр, бесконечно добр; Ты сама Жизнь и Истина…»[295].

Я обрываю этот гимн благодарности, чтобы еще раз подчеркнуть, что, с самого начала, речь шла просто о любви. Святой Франциск сполна принимает дар Бога испытать боль Его Страстей. Но вторая просьба Франциска придает этому смысл: «почувствовать к Тебе ту же любовь, что подвигла Тебя принести Себя в жертву за нас».

Святой Франциск не занимался богословием. Он не пытался понять, почему Христу пришлось страдать, чтобы нас спасти. Он просто знает, что все было так, и что Христос сделал это из любви. Итак, из любви ко Христу и он сам готов, в свою очередь, страдать вместе с Ним. С самого первого случая появления стигматов тут очевидна и ощутима связь страдания с любовью. Эта связь остается таинственной, необъяснимой, но ясно выраженной. Святой Франциск никогда не жаловался на эту боль. Наоборот, страдать его заставляют, и он об этом говорит, как раз атаки со стороны злых сил: «Ах! говорил он порой брату Льву, если бы братья знали, что демон заставил меня испытать, он был не одинок в своем отсутствии любви и жалости ко мне!»[296].

Мария Иисуса Распятого (1846–1878)

Мы уже с вами упоминали Мариам, эту юную арабскую сестру, палестинку, причисленную к лику блаженных в 1983. Она не умела ни читать, ни писать, ни по-арабски, ни по-французски, и плохо владела нашим языком. Бог часто одаряет щедрейшими дарами самые простые души. Мы это наблюдали уже множество раз. Эта юная кармелитка, столь смиренная, детски непосредственная, чистая, познала на опыте самые неслыханные паранормальные феномены: экстазы, левитацию, в той же степени, что и Джузеппе из Купертино, знаменитый «летающий святой», трансверберацию, билокацию, видения, ангельскую и демоническую одержимость. В связи с опытом мистической одержимости мы ее уже и упоминали. Но теперь нас интересует ее причастность к Страстям Христовым, отмеченная появлением на ее теле стигматов.

Впервые это произошло, видимо, в 1866 году, когда Мариам предприняла первую попытку поступить в монастырь в Капелетт, под Марселем, еще до ее поступления в кармелитский монастырь в По. Мариам тогда было всего двадцать лет. «Однажды вечером она молилась в церкви и вдруг увидела в дарохранительнице Иисуса, представшего перед ней со всеми своими пятью ранами и терновым венцом. Ей показалось, что она различает в Его руках угли гнева. Она услышала, как Иисус говорит своей Матери, распростертой у Его ног: „О! Как поругаем Мой Отец!“ И тогда юная послушницы бросилась к Иисусу, положила руку на Его сердечную рану и воскликнула: „Господь мой, отдайте мне, если будет на то Ваша воля, все эти страдания, но будьте милосердны к грешникам“. Выйдя из экстаза, она увидела, что рука ее покрыта кровью, и почувствовала сильную боль в левом боку: отныне бок этот кровоточил каждую пятницу».

Разберем подробнее этот первый рассказ. Очевидно, что и тут инициатива исходит от Бога. Конечно, сознание Марии было наполнено Иисусом, но даже подозрение не закрадывается, что она могла дерзнуть хотя бы помыслить о подражании Ему. К тому же теперь известно, по другим свидетельствам, что сама она, в своей предельной простоте, никогда не придавала мистического смысла тому, что с ней случалось. В кармелитском монастыре в Мангалоре она «признавалась наставнице, опекавшей послушниц: „Если я вам кое-что скажу, вы сохраните это в тайне?“ — Да. — „Видите ли, эта болезнь, которой я столь страшусь, она опять ко мне вернулась“. И она показала свои распухшие руки и ноги. На следующий день после такого признания стигматы стали сильно кровоточить». То, что инициатива исходит от Бога, ясно еще и по тому, что появление стигматов предварялось видением, ставшим настоящим призывом. И тут мы видим западное привычное богословие во всем своем блеске: «О! Как поругаем Мой Отец!». Именно тогда, в видении, Мария бросается к Иисусу. Конечно, ведь она не бросилась в церкви на дарохранительницу. Итак, в своем видении она «положила руку на Его (Иисуса) сердечную рану и воскликнула: „Господь мой, отдайте мне … все эти страдания…“» Итак, она настоятельно просит о возможности взять на себя страдания Христа, чтобы избавить Его от них, но она отнюдь не думает в тот момент конкретно о физических ранах от Страстей и не представляет, что и сама может их получить. В тот первый раз у нее оказывается в итоге только одна кровоточащая рука и «сильная боль в левом боку», который с тех пор будет кровоточить каждую пятницу. И даже позднее, как мы видели, она и не помышляла о том, чтобы считать эти раны воспроизведением ран Страстей. Единственное, чего ей хочется, это чтобы Христос перестал страдать. Иными словами, речь идет о крике любви и сострадания ко Христу. «…но будьте милосердны к грешникам». На этот раз, речь идет о крике любви и сострадания к грешникам. Марии знаком тот язык, которым говорят священники ее эпохи. Они постоянно говорят о любви к нам Христа, претерпевшего за нас ту кару, которую заслужили мы. Именно этим языком и говорит с Марией Бог. Поскольку только такой язык она и может понять. Именно его понимают и ее сестры, и позднее доктора богословия. Но выражен этим языком здесь двойной крик любви.

Она не могла проследить связь между своими ранами и ранами Христа не только потому, что считала себя недостойной их появления, но и из-за тех обстоятельств, в которых они появились. 27 марта 1867 года она «исповедуется наставнице, опекавшей послушниц: „Мне кажется, будто я собирала розы, чтобы украсить алтарь Марии: похоже, что у этих роз шипы с двух сторон, и шипы вонзаются мне в руки и в ноги. Когда я очнулась, во рту было горько, ноги и руки распухли: в центре ладоней и ступней появились черные бутоны“».

В последний период появления стигматов, в кармелитском монастыре в Вифлееме, в апреле 1876, феномен появился снова в ходе одного их экстазов: «Знаете? Пять розовых кустов распустились, быстро, быстро. Другим они давали розы, а мне шипы». И прибавила с улыбкой: «Так не делают; нужно было дать хоть немного роз! И не дать мне вдохнуть ни капли аромата, ничего, одни только шипы! Ох, я этого не заслужила! Лишь бы