Зов Гималаев. В поисках снежного барса - Билл Крозье

Мы, впрочем, явно выбрали другое направление: Вангчху и погонщики вместе со своими мулами продолжали двигаться выше на север, где долина расширялась. Дул сильный ветер, и чем выше мы поднимались, тем становилось холоднее: так что в долине мы не стали останавливаться, а продвинулись примерно на километр по другой, боковой маленькой долине. Там на небольшом бугре мы около часу дня разбили лагерь.

Поставили палатки. Я крикнул Алексу, приближавшемуся снизу:

– Эй! Мы тут, наверху. Тебе обойти будет проще! – и показал налево от себя.

Он вдруг взвился:

– Чего ты умничаешь! Весь треккинг мне портишь. Дай людям удовольствие получить!

И пошёл прямо на меня. Эта грубая вспышка меня немного рассмешила: Алекс весь посинел от ярости, однако так запыхался, что толком не мог слова сказать. Я попытался его успокоить:

– Ну ты чего, остынь. Мы здесь все для собственного удовольствия!

Он ушёл в дальний конец лагеря и там сидел с полчаса, успокаиваясь. Я вдруг подумал, что он ведёт себя очень тихо, и врач во мне напомнил, что иногда на большой высоте люди становятся менее общительны. Возможно, передо мной симптом какой-то развивающейся проблемы.

Уже очень скоро мы заговорили на вполне спокойных тонах. Алекс больше не сердился, но случившееся не объяснил и совсем не попросил прощения. Я старался судить непредвзято. Гипоксия, головная боль и усталость кого угодно подкосят, рассуждал я.

Маттиссен – и тот говорил о проблемах с гневом: «Я помню, как в Андах, впервые оказавшись на большой высоте, я стал таким вспыльчивым, что приходил в ярость от любого резкого звука». Наверное, Алекс разозлился, как Маттиссен. Ничего страшного, проехали. Я просто решил, что остаток пути на время дневных переходов буду держаться впереди, чтобы ему было посвободнее. Нас обоих это отличным образом устроило.

Выпив чашку чаю, он рассказал мне о своём отце, который умер около семи лет назад после тяжёлой болезни. Его, должно быть, тяготили мысли об отце, вдобавок наступала годовщина смерти жены. Поэтому он и хотел, чтобы этот поход стал для него мирной медитацией, катарсисом. А я со своими настойчивыми расспросами, как люди себя чувствуют, устают ли, действовал ему на нервы. Хотя я и делал это для того, чтобы не упустить первых симптомов высотной болезни.

В три часа мы выпили чаю с печеньем. Пошёл сильный снег. Помирившись, мы с Алексом обменялись беспокойством насчёт того, сколько жидкости пьёт Майкл. Вполне вероятно, что он заболевает. За чаем он начал путаться: решил, что мы говорим о Килиманджаро, хотя мы её ни разу не упомянули. Определённо, группа испытывала на себе тяжёлое влияние большой высоты.

До ужина в шесть я лежал в палатке за чтением «Путешествия в тишину». Снег перестал, прояснилось – и это значило, что ещё похолодало. На высоте 4800 метров ложатся рано.

18 мая, среда. От высокого лагеря (4874 метра) до Ше-Гомпы (4388 метров) через перевал высотой 5235 метров

Ночью я просыпался каждый час. Болела голова, хотя днём я пил достаточно. Выпил пару таблеток ибупрофена, помогло.

Утро было погожее. Сегодня мы должны были дойти до Ше-Гомпы. Позавтракав на воздухе, отправились в путь. Йен указал на долину на востоке, до которой оставалось ещё около двух километров, и сказал: «Когда мы ходили в Ше на фестиваль 2012 г., мы поднялись по вон той долине и прошли по вон тому перевалу». Я решил, что там же вчера прошли Эйд и Чандра. Значит, это и есть Канг-Ла?

Выйдя из лагеря, мы перешли через реку и спустились в новую долину. За рекой мы начали подниматься по склону в направлении большого контрфорса. Мы обошли скалу сзади и поднялись на гладкий каменистый хребет. Примерно через два часа ходьбы мы подошли к тому месту, которое принимали за Канг-Ла.

Когда мы все собрались у низкого тура, отмечающего перевал, прямо над головой у нас пронёсся большой орёл – и в бреющем полёте исчез где-то в долине впереди, словно указывая нам дорогу.

Вид, открывшийся с высоты, был совершенно особенный. Перед нами раскинулась протяжённая долина, которую нам, очевидно, предстояло преодолеть. Прямо позади возвышалась «настоящая» гора – большая, высокая, остроконечная, покрытая снегами, с ледяными карнизами, узкими гребнями и желобами. Судя по карте, в высоту она достигала 5670 метров, однако, похоже, не имела названия.

На западе открывался несравненный вид на массив Канджироба. За ним немного севернее высился одинокий зубилообразный пик, покрытый льдом, – Тшо-Карпо-Канг. Эта прекрасная вершина высотой 6556 метров производила сильное впечатление.

Мы сидели у перевала за перекусом, когда Йен спросил:

– Как думаешь, Чёрный пруд – там, внизу?

– Ага, – ответил я. – Внизу слева.

– Ну а я думаю, что он направо, в соседней долине.

В итоге оказалось, он совершенно прав, но в тот момент мы совершенно запутались, где находимся и в какую сторону идти, чтобы попасть в Ше.

Мы спустились в следующую долину – долину Мендокрин-Кхолы.

Нам то и дело попадались снежные сугробы. Тропа вела нас по высокому правому берегу. И вдруг наша цель предстала перед нами как на ладони – Данфе-Сайл, по-прежнему далеко на севере. И это было очень странно. Куда нас занесло?

Начинало темнеть. Мы находились на коре вокруг Хрустальной горы, обходя её по часовой стрелке, и она возвышалась на все 5576 метров по правую руку от нас.

Информации об этой коре доступно очень мало. Ни Снеллгроув, ни Маттиссен её не ходили. Кавагути Экай намекает на то, что ходил, но не приводит никаких деталей. Точно известно, что в 1977 г. кору совершил Джоэль Зискин, но его рассказ об этом путешествии в National Geographic не содержит никакой информации ни о маршруте, ни об ориентирах.

Корнель Жест и его спутник Карма прошли кору вокруг Хрустальной горы в 1961 г., когда совершали большое круговое паломничество по всему Долпо, и рассказ Жеста об их путешествии очень подробен. Они вышли из Ше, минуя шесть водяных молитвенных барабанов, и поднялись по долине к Канг-Ла.

«Маршрут на всём протяжении размечен белыми камешками, которые лежат горкой, – пишет Жест. – Через час ходьбы путешественник встречает большой валун с горкой камней наверху. Это место для поклонения – от него тропа уходит на север между двумя скалами».

Жест упоминает и высшую точку коры, и спуск в долину, где мы теперь и оказались. Если представить кору циферблатом, то Ше находится на отметке «три часа», а мы ступили на маршрут примерно на «восьми часах».

Почти сразу на спуске нам повстречались