Он увидел солнце. Егор Летов и его время - Александр Витальевич Горбачев

вырос из многомесячного политического кризиса. После распада СССР в России фактически сложилось двоевластие. Новая страна продолжала жить по старой Конституции РСФСР, в которую постоянно приходилось вносить поправки, иногда противоречившие друг другу. Избранный всеобщим голосованием президент Борис Ельцин считал себя главой государства; в то же время по закону верховная власть принадлежала Съезду народных депутатов и его постоянно действующему органу – Верховному Совету. Пока Ельцин и лидеры Совета были на одной стороне, это не казалось проблемой; в конце 1991 года президент даже получил от Съезда чрезвычайные полномочия, которые позволили его правительству начать радикальные экономические реформы.

Однако когда эти реформы резко привели к обнищанию населения, политическая ситуация изменилась. Постепенно спикер Верховного Совета Руслан Хасбулатов и большинство депутатов перешли в оппозицию к президенту, присоединился к ним и вице-президент Александр Руцкой. Ситуация зашла в тупик: стороны оспаривали полномочия друг друга и бесконечно ругались, пока миллионы людей в России не могли получить зарплату от государства и вынуждены были торговать чем придется на уличных рынках. Не помог и состоявшийся в апреле 1993-го референдум о доверии президенту и парламенту – обе стороны истолковали его результаты в свою пользу. Хасбулатов и его команда отказались принимать участие в Конституционном совещании, которое должно было разработать новый основной закон. Ельцин не стал подписывать принятый Верховным Советом бюджет. Большинство журналистов, освещавших конфликт, трактовали противостояние как борьбу между будущим и прошлым: Ельцин символизировал курс на демократию, Верховный Совет – возвращение в советские времена.

21 сентября президент перешел к решительным действиям. Своим указом он распустил Верховный Совет и назначил выборы в новый парламент. Действующая Конституция не позволяла Ельцину принимать подобные решения, что в тот же день подтвердил на экстренном заседании Конституционный суд. Верховный Совет объявил об отстранении Ельцина от должности и назначил исполняющим обязанности президента Руцкого. В Белом доме, где заседал ВС, по приказу Ельцина отключили сначала связь, а потом воду и свет. Депутаты отказались расходиться и заседали при свечах; в столовой кормили только бутербродами с сыром и колбасой, а поили только нарзаном. К зданию начали стекаться всевозможные противники президента – были среди них и ультраправые, и бывшие военные, и люди с оружием, но далеко не только они. В течение нескольких дней вокруг Белого дома возникло оцепление – здание окружили поливальными машинами, поставили заграждения из колючей проволоки; войти и выйти стало почти невозможно. Появились и первые жертвы: 23 сентября группа вооруженных мужчин во главе с главой «Союза офицеров» Станиславом Тереховым зачем-то отправилась к зданию Штаба соединенных войск СНГ на Ленинградском проспекте; в результате перестрелки погибли участковый и 63-летняя москвичка, которая выглянула в окно на звуки выстрелов и была убита шальной пулей.

В этих обстоятельствах стать посредником между сторонами конфликта согласился Патриарх Московский и всея Руси Алексий II – это был первый и пока последний раз в новейшей истории страны, когда Русская православная церковь приняла непосредственное участие в политике, действуя независимо от государства. Обсуждать компромисс, который позволил бы избежать большой крови, решили в Даниловом монастыре. Ни Ельцин, ни Хасбулатов с Руцким на переговоры не явились, но их представители в течение ночи с 31 сентября на 1 октября сумели прийти к первой совместной договоренности: Белый дом соглашался предоставить пропрезидентским силам контроль за оружием в здании в обмен на включение связи, тепла и электричества.

Где-то в толпе сторонников Белого дома в те тревожные дни находился и Егор Летов. Вообще они с Константином Рябиновым приехали в Москву из Омска по своим делам: тогда как раз вышла книга «Русское поле экспериментов» с текстами Летова, Кузьмы и Янки, им полагались авторские. Однако вокруг творилась большая история, и музыканты решили в ней поучаствовать лично. «Мы получили гонорар, много, – рассказывал Кузьма. – То есть, может быть, и немного, но бумаги, денежных знаков было очень много. Распихали еле-еле по карманам и поехали целенаправленно туда, потому что идти мы уже не могли».

У Белого дома, под стенами которого шел бессрочный митинг, Летов раздал деньги защитникам Верховного Совета (Рябинов тоже дал, «но гораздо меньше»), а потом потребовал микрофон. Станислав Терехов, который, по всей видимости, понятия не имел, что за волосатый молодой человек с ним разговаривает, предоставить ему слово отказался, но Летову удалось договориться с лидером радикально-коммунистического движения «Трудовая Россия» Виктором Анпиловым, и он выступил, призвав всех поклонников «Гражданской обороны» к гражданскому сопротивлению. Как вспоминала подруга музыкантов Полина Борисова, после этой акции они в приподнятом настроении отправились вверх по Тверской, а потом – в Измайлово, отмечать выход виниловой пластинки «Попс», а также обсуждать поэзию Александра Введенского.

До конца непонятно, сколько времени Егор Летов тогда провел на баррикадах и когда именно – в те полторы недели между 21 сентября и 3 октября ситуация менялась практически ежечасно. Очевидно, что эти события произвели на него огромное впечатление. «Это была совершенно вопиющая вещь, которой просто в реальности быть невозможно, не должно. Понимаете? – говорил он много лет спустя. – [Там находились] люди, которые пришли с оплаченными квитанциями на смерть, причем со всего Союза: из Тулы, из Томска… То есть у них у всех [была] квитанция на то, что их бесплатно похоронят в Москве. Они пришли умирать, собственно говоря». Насколько известно, подобных квитанций не существовало, но, во всяком случае, эта реплика показывает силу эмоций.

Сергей Летов, который тоже был рядом в те дни и, по словам младшего брата, сразу называл всю октябрьскую историю «самой натуральной лажей» и «величайшим позором», рассказывал о пребывании музыкантов «Обороны» у Белого дома в менее героическом ключе: «Бабульки коммунистические над [ними] издевались, всячески стыдили: „Вы – волосатики! Пошли вон отсюда! Только волосатых тут не хватало!“ В общем, они намучились, наслушались этого, сели на поезд и уехали в Сибирь».

Тем не менее, лидера «Обороны» на баррикадах заметили в том числе и люди, которые понимали, какой ресурс поддержки он может дать Верховному Совету. Тем же утром, когда участники переговоров в Даниловом монастыре разъезжались к своим руководителям с согласованным протоколом о компромиссе, москвичи, спешащие на работу или учебу, могли купить по дороге к метро свежий номер антиельцинской газеты «День». В нем рядом со слоганом «Бей в набат, спасай в Россию!» было опубликовано первое за несколько лет интервью Егора Летова – причем он опять взял его у себя сам.

В контексте всего издания этот текст, должно быть, смотрелся странно. Несколькими днями ранее газета «День» была официально запрещена – вместе с другими радикальными оппозиционными изданиями и почему-то эротической газетой «Еще». Свобода слова не продержалась и трех лет: в России снова возникала политическая цензура. Еще весной Министерство печати судилось с редакцией, требуя закрыть «День» за материалы вроде «Преступник Ельцин должен уйти»; теперь настали чрезвычайные времена, и для запрета хватило одного приказа за