Он увидел солнце. Егор Летов и его время - Александр Витальевич Горбачев

московский активист первым делом сообщил, что организатор концерта имеет обыкновение не платить музыкантам гонорар, а сбегает с деньгами куда-нибудь в теплые края. Неумоев не придал этому значения.

С самого утра 19 декабря в районе ДК Горького начали собираться молодые люди нонконформистской наружности – Мишин счел, что это были иногородние панки, которые ночевали прямо в ближайших подъездах. Внутри здания тем временем заканчивались последние приготовления к акции. В фойе положили мешки с песком и установили бутафорскую баллистическую ракету; по стенам висели плакаты в духе Александра Родченко вперемешку с картинами художника-эзотерика Евгения Вигилянского. Продавали патриотическую и консервативную литературу – например, книги генерала Валентина Варенникова и режиссера Станислава Говорухина.

На первых порах всю эту красоту могли рассмотреть только журналисты и обладатели проходок, которых пустили на пресс-конференцию. Ни одного политика на ней в итоге не было (возможно, именно потому, что Зюганов и Жириновский теперь стали лидерами парламентского большинства), как и Невзорова с Мамлеевым и Лимоновым. На сцене сидели за одним столом Летов, Неумоев, Дугин, Проханов, его заместитель по новой газете «Завтра» Владимир Бондаренко и Александр Казинцев – замглавного редактора почвеннического литературного журнала «Наш современник». Гусаров, который был обозначен на афишах «Руководства» титулом «политрук», взялся вести мероприятие – и почти сразу сообщил: «Жириновский дал лимон на первые стартовые, так сказать, возможности наши. Но всю акцию сделал Егор Летов». Быстро оказалось, что объединенный фронт патриотических сил объединился пока не слишком крепко: когда микрофон передали Неумоеву, он первым делом тепло поблагодарил за выступление Казинцева – и тут ему объяснили, что выступал на самом деле Дугин.

Говорили в основном идеологи. Проханов восхищался «окопным антуражем» акции: «Я чувствую себя в знакомой среде бруствера и капонира». Дугин объяснял, с чем связано такое парадоксальное объединение ультралевых и ультраправых: «У нас один и тот же враг: мы страшно ненавидим Систему, Систему с большой буквы, в какие бы тоги она ни рядилась». Заявляли о необходимости национального прорыва, о сопротивлении демократам и западникам. Летов отмалчивался, пока не настал момент для вопросов и ответов.

– У вас в свое время были проблемы с советской властью, с КГБ, – обратился к нему один из журналистов. – А теперь вы говорите, что ваша родина – СССР. Что случилось, Егор?

– Ничего не случилось, я какой был – такой и остался. Я никогда не был демократом, никогда, – категорично ответил Летов. – Еще в 1988 году на Новосибирском фестивале мы со сцены заявили, что мы – настоящие коммунисты, каких мало. Раньше те идеалы, которые я отстаивал, мы называли анархией. Теперь я понимаю, что термин несколько не соответствует истине. Мы настоящие коммунисты, причем коммунисты ультралевые.

Кто-то поинтересовался, не считает ли Летов, что все происходящее – это «продажа изжившего себя человека тем же властям». «Если мы придем к власти – это будет очень хорошо», – ответил лидер «Обороны». Журналисты уточнили, на какую конкретно должность он рассчитывает: «Я и от президента бы не отказался».

Тон неуклонно повышался. В какой-то момент одна из присутствовавших уже почти плакала:

– Летов, а что ты вообще?! Как цель видишь, что ты хочешь, я не пойму?!

– Песни мои послушайте. Песни мои послушайте – узнаете тогда, – говорил Летов, тоже уже явно на взводе.

– Я твои песни слушала! Ты против всего! У тебя там есть протест, не важно, против чего, но протест!

– Вся моя жизнь – это отстаивание пламенных, огненных ценностей. Это правда, между прочим.

– Какие сейчас ценности огненные ты отстаиваешь?! Какая правда может быть с Жириновским?!

– Правда, правда… Правда – она одна. Правда – она одна.

Тем временем перед закрытыми дверями ДК Горького собралась толпа – и людей в ней было значительно больше, чем мог бы вместить зал. Их сдерживали полтора десятка милиционеров, прибывших из ближайшего РОВД и расставивших у здания металлические заграждения. «Толпа по большей части пьяных панков начала стягиваться ко входу и уплотняться, – вспоминал Константин Мишин. – Мегафон, в который я объявлял, что вход в зал будет разрешен после окончания пресс-конференции, начал похрипывать: батарейки на холоде садились».

Выскочив из зала, где проходила пресс-конференция, в фойе, Роман Неумоев понял: никакого концерта не будет. «Буквально через несколько минут становится известно, что наряд милиции, охраняющий главный вход в ДК, смят и происходят попытки взломать массивные двери, – вспоминал он потом. – Разошедшаяся не на шутку молодежь уже громит окна второго этажа, закидывая их булыжниками. Руководство ДК вынуждено вызвать подразделение ОМОНа для защиты здания. Всем, кто находится в это время внутри, становится очевидным образом страшно».

Толпа требовала Летова. Об этом же говорили ему люди в ДК: «Вокруг тебя все вертится. <…> Даже если ты выйдешь петь – [это] без дубинок поможет. Все отойдут и будут слушать». В итоге, по словам Неумоева, лидеру «Обороны» всучили тот же хрипящий мегафон, и он высунулся в окно рядом с главным входом, чтобы поговорить с людьми и успокоить их. Ничего не получилось: слов слышно не было, а при виде кумира зрители с удвоенной энергией принялись налегать на двери.

На подмогу прибыл небольшой отряд ОМОНа: половина бойцов отправилась сдерживать толпу, а другая половина вошла в здание, чтобы разобраться с «зачинщиками». Это дополнительно подогрело ситуацию. «В служителей закона полетели снежки, камни, ледышки, бутылки и прочие предметы, – рассказывал Мишин. – Какой-то весельчак надул презерватив, нассал в него как следует и метнул в шлем командира ОМОНа. Естественно, был вызван еще ОМОН и милиция, но пока они не подъехали, „уважаемые любители панк-рока“ изрядно намяли бока сотрудникам правопорядка. Под раздачу попали и местные жители, призывавшие не срать в подъездах и вокруг домов. В пьяном угаре панки набились в трамвай, вытащили из кабины вагоновожатого и сами стали управлять транспортным средством. В кабине сидел печально известный тусовщик и алкоголик Дима Шустрик по кличке „Лошадь“ со своим корешем. Разогнав вагон как следует, они въебались во впереди едущий трамвай, после чего толпа панков с хохотом высыпала из искрящего вагона и свалила».

Когда прибыло подкрепление, ситуацию наконец удалось взять под контроль. По словам Неумоева, битва между правоохранителями и панками продолжалась примерно час: «Вошедшие в раж бойцы ОМОНа избивали всех неформально одетых молодых людей на ближайших к месту событий станциях и в залах метрополитена». «Началась стрельба, – утверждал Летов. – Первый этаж [ДК Горького] полностью разнесли, и он был заполнен газом». По итогам столкновений разбили три трамвая и несколько машин, в больницах оказались пятеро бойцов ОМОНа, в отделениях милиции – 69 задержанных.

Все это время музыканты оставались в здании: выходить было попросту опасно. В общем бедламе горстка фанатов все-таки умудрилась проникнуть в ДК, нашла там Летова и