Он увидел солнце. Егор Летов и его время - Александр Витальевич Горбачев

групп) – этот проект тоже не состоялся. Параллельно, следуя заявленным в «Санатории» тезисам о том, что по-настоящему человек раскрывается на войне, Лимонов отправился в Абхазию, которая пыталась отделиться от Грузии, а дальше в Приднестровье, которое воевало за независимость с Молдавией, и в распадающуюся Югославию. По предложению сербского военного преступника Радована Караджича писатель пострелял из пулемета под камеры «Би-би-си», чем закономерно возмутил многих коллег по цеху. Ценитель стиля как в языке, так и в одежде, он даже одеваться начал по-другому: высокие армейские ботинки, черные кожаные куртки – демонстрация маскулинности, граничащая с эстетикой садомазохизма.

1 мая 1993-го Лимонов и Дугин подписали декларацию о создании Национал-большевистской партии[9]. Свою идеологию они определяли как «слияние самых радикальных форм социального сопротивления с самыми радикальными формами национального сопротивления», а целью провозглашали «установление нового порядка, основанного на национальных и социальных традициях русского народа». И название организации, и язык ее манифеста явно были направлены на то, чтобы максимально эпатировать новые либеральные элиты – и успешно достигали этой цели. Однако даже через год после создания этого документа НБП продолжала существовать скорее в теории, чем на практике. Будучи лидером популярной рок-группы, Егор Летов мог привлечь в партию нужных людей. «Общаясь [до этого] с Жариковым и посещая в компании с Сергеем тусовки, так или иначе соприкасавшиеся с миром андеграунда, Лимонов видел, сколь велика популярность и авторитет „бати“ (так часто называли Жарикова – прим. А. Г.), – вспоминал Константин Мишин, который в этих тусовках активно участвовал. – Идея Лимонова о привлечении на свою орбиту культовых персонажей рок-подполья материализовалась именно в тот период».

Сам Летов в это время уже вовсю строил планы создания своего культурно-политического движения. Его название было позаимствовано из заголовка акции в ДК Горького – «Русский прорыв». В январе 1994 года газета «Завтра» опубликовала обстоятельный материал, в котором замглавреда издания Владимир Бондаренко расспрашивал Летова, Неумоева и организовавшего эту встречу Жарикова о политике и культуре. «Бондаренко говорит: „Нам нужен герой!“ – вспоминал Жариков. – А я принес в редакцию фотографию и сразу ему: „Ну как же, вот! Летов – ваш герой! 'Гражданская Оборона', звучит красиво, все дела!“ А [Летов] там с волосами. Он говорит: „Ну, что это такое, у него тут все висит, нет ли другой фотографии?“ „Да что ж делать, он так ходит…“ „Может, заретушируем?..“» Заканчивалась беседа бодрой репликой Летова, выдержанной в стиле агитационных советских текстов, которые еще недавно обшучивал «Коммунизм»: «Надо активнее сегодня жить и работать. На Россию. <…> Будем писать песни, проводить совместные фестивали, митинги, концерты».

Через месяц в Тюмени прошел первый такой концерт-фестиваль. Играли все те же, кто не смог выступить в Москве. Перед выступлением тусовались дома у Жевтуна. Летов предложил превратить окладистую растительность на лице Манагера в бакенбарды. Тот ответил: только если Летов сможет пройтись на руках до двери, и сам немедленно продемонстрировал, как это делается. Стрижка не состоялась. «Все общение этих людей выглядело как сплошное, непрерывное, термоядерное веселье, каких бы тем оно ни касалось, – вспоминал один из присутствовавших. – Кто-то даже упрекнул Летова, что вот он о трагических [исторических] событиях рассуждает и тут же веселится по ходу. „Так наоборот! – вскричал Летов. – Грех предаваться унынию, когда такие люди за свободу погибли! Мы так не победим!“»

«Оборона», «Инструкция по выживанию» и новый проект Манагера «Родина» составили костяк «Русского прорыва», отправившегося в тур по территории бывшего Союза, причем составы групп во многом совпадали: с разными фронтменами зачастую играли одни и те же музыканты. «Это, пожалуй, единственный случай в истории русского рока, когда группы находились в оппозиции не только по политической линии, но и стилистически, – говорит Максим Семеляк. – Вот сейчас, например, Андрей Макаревич и Александр Ф. Скляр выступают с диаметрально противоположных позиций. Я не сравниваю их таланты, но все-таки мы говорим примерно об одной и той же музыке, их можно слушать через запятую. Тех, кто играл в „Русском прорыве“, в те годы невозможно было представить на одной сцене с „Аквариумом“ или „ДДТ“. Политическая фронда усиливалась стилистическими разногласиями с существующим мейнстримом».

«Начинался „Русский прорыв“ совершенно бравурно и с восторгом, – вспоминал Олег „Манагер“ Судаков. – Нам казалось, что давление на умы и массы молодежи совершенно очевидно. Что мы вложим и внесем свою лепту в то, чтобы избавить Российскую Федерацию от коррумпированного, безумного и бесчеловечного режима, руководителем которого был Борис Ельцин».

Несмотря на такую цель, следующим их пунктом назначения стал Киев. Весной 1994 года концерт под названием «Русский прорыв на Украину» в центре украинской столицы мало того, что никого не смущал, он еще и проходил ровно за день до второго тура выборов в Верховную Раду. По утверждению Судакова, в городе «из всех публичных развлечений и общественных мероприятий было разрешено два: „Русский прорыв“ и концерт Аллы Пугачевой».

Знакомство с Лимоновым состоялось аккурат перед отъездом в Украину. В Москве участники тура, как всегда, тусовались у Грехова в Измайлово – туда и явился писатель в компании Рабко и Жарикова. «Мы нашли сибирских панков в обычном, как оказалось, для них загуле. В коридоре лежал парень в бессознательном состоянии, из ванной доносились шумные стоны любовной пары», – вспоминал Лимонов. Летов, по его словам, пришел позже и немедленно втянул присутствовавших в некую теологическую дискуссию. Лимонову лидер «Обороны» понравился: «Он был немногословен, зол, его слушали с уважением, хотя и, не раздумывая, возражали. Его облик: длинные волосы, усы, бородка, затрапезные простые очки, его скоромная тощесть – все располагало к нему. Даже церковный спор к нему шел – в нем присутствовала какая-то монашеская простота, простота религиозности».

Летову и Лимонову было о чем поговорить. У них схожие вкусы в литературе – оба, например, очень любили японского писателя Юкио Мисиму, который совмещал сочинение романов с бодибилдингом, считал праведную гибель высшим эстетическим актом, а в конце жизни попытался устроить военный переворот, чтобы восстановить власть императора, и, потерпев неудачу, совершил харакири. Наверняка обсуждали и музыку: в 1970-х, живя в Нью-Йорке, Лимонов тусовался в клубе CBGB, где обретал свой звук американский панк, и водил личное знакомство с тамошними музыкантами – Ричардом Хеллом и Марки Рамоуном, барабанщиком группы Ramones.

По словам Лимонова, в ту первую встречу им не удалось в полной мере «загрузить» Летова делом НБП. Справедливости ради, загружать пока было особенно нечем: у партии уже появилось свое помещение – знаменитый бункер на Фрунзенской – но пока не существовало ни полноценной структуры, ни даже символики. Так или иначе, они подружились, и вскоре состоялась их первая совместная акция. 1 мая 1994 года радикальные левые силы во главе с коммунистом Виктором Анпиловым организовали митинг на Воробьевых горах. Участники мероприятия встречались у метро «Октябрьская», чтобы идти шествием по Ленинскому проспекту, и приветствовали друг друга так: «Христос воскрес!» – «Союз воскресе!»