Он увидел солнце. Егор Летов и его время - Александр Витальевич Горбачев

(день труда в тот год совпал с православной Пасхой). Лимонов, Летов и их соратники возглавили колонну. «Чтобы согреться, мы кричали разные веселые лозунги: „Буржуев на нары, рабочих на Канары!“, „Сталин! Берия! ГУЛАГ!“, „Россия – все, остальное – ничто!“, „Рубль – да! Доллар – нет!“, „Капитализм – дерьмо!“ – и прочие [слоганы], ставшие впоследствии фирменным знаком НБП, – рассказывал оказавшийся там же Константин Мишин. – По пути я звонил из телефонов-автоматов знакомым, и к неторопливо шедшей демонстрации присоединялись панки».

По словам Лимонова, вокруг них собирались радикалы всех мастей. Девушки с фенечками просили у Летова автограф. Мускулистые сторонник РНЕ хотели драться с панками. Панки интересовались у основателя НБП, почему они оказались рядом с фашистами. При этом основную аудиторию митинга и марша, как обычно, составляли преданные коммунисты предпенсионного и пенсионного возрастов – они шли в той же колонне.

«Вообще надо понимать, что тогда очень многие были шокированы этим новым обществом, – объясняет Алексей Цветков. – Все, что в его контекст не попадало и было им проклято, легко соединялось вместе. Тем более, что интернета, который создает какую-то дифференциацию, еще не было. В одном движении примагничивались друг к другу люди очень разных взглядов, которых объединяла лютейшая ненависть к приватизации, Ельцину, капитализму, рынку, Западу, американскому империализму и так далее».

Когда дело дошло до митинга, оказалось, что выступать предлагается с грузовика, а вся аппаратура исчерпывается двумя микрофонами: один из них Виктору Анпилову пришлось держать у гитары Кузьмы, пока Летов пел «Родину», «Новый день» и пахмутовскую песню про юный Октябрь.

«Последние аккорды отзвучали, – вспоминал Лимонов. – Анпилов проорал в микрофон объявление о митинге, долженствовавшем состояться в следующий раз, дал координаты, то есть место и время. Пока он это говорил, нам уже пришлось сбросить нескольких панков с грузовика современности, куда они пока еще тихо, но настойчиво карабкались. Егор задергался».

Водитель в фуфайке пытался завести мотор старого драндулета. Панки лезли в кузов, чтобы потрогать кумира. Лимонов и его охранник сбрасывали их в толпу. Когда машина наконец тронулась, молодежь побежала следом. Это была красивая сцена: «Послевоенный, а то и дореволюционный грузовик, засаленную широкую платформу в масляных пятнах, с красными флагами по ветру и группой страннейших личностей на ней преследовала многотысячная толпа диких панков из конца XX века».

Уже через несколько недель должен был состояться большой московский концерт «Русского прорыва» во дворце спорта «Крылья Советов» – на выселках, у МКАДа, зато зал на пять с лишним тысяч человек. Летов остался жить в столице у Грехова – закупался компакт-дисками с гаражным роком в магазине «Трансильвания», который недавно открыл видный меломан Борис Симонов, смотрел с друзьями финал Лиги чемпионов, где «Милан» неожиданно разгромил «Барселону». Константин Мишин часто общался с Летовым в те дни и вспоминал, что тот все время заставлял его слушать группу Love.

«Его мировоззрение напоминало типичные взгляды советского интеллигента (Стругацкие, Гессе, Воннегут, Станислав Лем, Достоевский etc.), сочетающего в себе книжного революционера, адепта христианского социализма и стихийного анархиста с обостренной реакцией на несправедливость, – рассказывал Мишин. – Вместе с тем меня поражала его непосредственная, чуть ли детская реакция на какие-то вещи. <…> Бабульки, ходившие на анпиловские демонстрации, вызывали у Летова совершенно непонятное восхищение».

В «Русский прорыв в Москве» Лимонов с Дугиным вписались уже по полной программе. У их полумифической организации появилась своя эмблема: серп и молот в белом круге на красном фоне, отсылка одновременно к советской и нацистской символике. По словам Алексея Цветкова, который тогда уже был близок к основателю НБП, эмблему эту подсмотрели в фильме «Сид и Нэнси» – британском байопике о печальной судьбе басиста Sex Pistols Сида Вишеза и его девушки. «Важно и интересно, что эта майка в фильме является подменой. Реально Сид ходил в такой же, только со свастикой, нарисованной не в ту сторону, однако вставить это в фильм не решились, – добавлял Цветков. – Коммунизм, стыдливо намекающий на фашизм, в фильме про панка-самоубийцу – вот что стало удачным партийным знаменем».

Четырехметровое полотнище с новым символом развернули над сценой. Зал был набит до отказа: один из гостей фестиваля вспоминал, что музыкантам предлагалось справлять нужду в ведра, заботливо поставленные в гримерках, потому что ходить в общий с фанатами туалет было попросту опасно. Летов вышел на сцену и объявил, что «во время концерта территория этого зала является освобожденной от ельцинского оккупационного кровавого режима». Дальше говорил Лимонов: «Слава России! Наши герои – маршал Жуков, Калашников, Дегтярев, Стечкин! Наши лозунги – закон и порядок! Новый порядок! Русский порядок! С нами рок! С нами Бог! С нами Егор Летов! С нами Саша Баркашов! С нами Виктор Анпилов! И анархия – мать порядка!» Из всего этого ряда фамилия Летова вызвала в зале наибольший энтузиазм.

Сет «Обороны» завершал программу вечера, перед ними выступал Александр Дугин. С его речью вышла неловкость: философ сообщил, что настало «время бросать камни», начал что-то рассказывать про Испанию, и в этот момент его заглушило громкое коллективное скандирование из зала: «Нахуй! Нахуй!» Поприветствовав национальную революцию, Дугин вынужден был ретироваться.

Фестиваль мог бы остаться локальной историей, если бы не одно обстоятельство: его снимали камеры федерального телевидения. Основанная еще в годы перестройки «Программа А», выходившая субботними вечерами на государственном канале РТР, постоянно знакомила зрителей с самыми разнообразными живыми выступлениями: от «Аквариума» и «Калинова Моста» до «Мистера Твистера» и Мурата Насырова. Некоторые выпуски передачи были устроены так: гость в прямом эфире отвечал на вопросы ведущего и телезрителей, а их разговор перемежался фрагментами концерта. На следующий день после «Русского прорыва в Москве» в студию «Программы А» пришел Егор Летов.

«Я же был тогда за сценой в „Крыльях Советов“, – вспоминает Сергей Гурьев. – И „Программа А“ всех обманула. Летов из солидарности поставил условие: можно снимать, только если весь концерт, все три группы покажут целиком. Они так и обещали. Неумоев мне об этом хвастливо рассказывал. Я тогда посмотрел на него и с сочувствием сказал: „Не покажут, наебут“. И Неумоев меня услышал и понял, что действительно наебут. У него чуть ли не слезы навернулись на глаза».

Возможно, под впечатлением от этого разговора «Инструкция по выживанию» начала свое выступление с песни «Убить жида», на трансляцию которой уж точно рассчитывать не приходилось. Так или иначе, никого, кроме «Обороны», действительно не показали, но этого было более чем достаточно. Несколько лет спустя, будучи подростком, я смотрел в гостях видеокассету, где два выступления Летова – на «Сырке» и на «Русском прорыве» – шли друг за другом. Контраст был разительный – свирепый человек-ураган 1988-го и вкрадчивый вождь-шаман 1994-го, гипнотизирующий публику медленными движениями, почти повелевающий толпой. Честно говоря, я в тот момент Летова попросту испугался.