Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

А лес все такой же густой и темный. Огромные сосны стояли около самой дороги. Так и кажется, что из-за каждой сосны вот-вот выскочит турок и начнет стрелять в нас. Но вот дорога понемногу стала расширяться. Начался крутой спуск с холмов. Еще немного, и лес с правой стороны остался в стороне. Вскоре мы выехали опять в долину реки. С одной стороны ее остались высокие горы, покрытые лесом, а с другой, по которой шла дорога, потянулись фруктовые сады и селения. Красота и очарование этой долины, казалось, все возрастали. Теперь мы ехали по ровному шоссе, окруженному с одной стороны цветущими садами, а с другой – почти вплотную подходившей к дороге рекой. Река была широкая, бурная, но неглубокая. Ее мутно-красная вода бурлила, пенилась, с шумом билась о камни, омывала плоский берег, отрывала с корнями деревья и, ломая ветки, несла их дальше, чтобы выбросить изуродованное дерево куда-нибудь на берег.

– Вон видишь мост? – спросил муж. – Сейчас же за этим мостом и будут Соляные Ломки. А там и мой транспорт.

Мост был виден очень хорошо, но он был еще далеко. А когда мы подъехали ближе, то я заметила, что он был деревянный, низкий, но очень широкий. Сейчас же за мостом, с правой стороны, под горой, стоял наш транспорт. Солдаты жили в палатках. Мы подъехали к большому дому, и Ткаченко остановил лошадей. Муж помог мне выйти из двуколки и повел в дом.

– Вот и мое жилище! Неплохо по военному времени. Но долго здесь не простоим.

Жилище наше состояло из двух больших светлых комнат. В первой, куда мы вошли, на полу, в углу, лежала огромная куча каких-то бумаг, газет и разорванных книг. В другом, у стены, стояла простая железная кровать; на полу в разных концах комнаты были вещи мужа. Вот и все. Ни стула, ни стола!

Ткаченко принес мои вещи и спросил:

– Куда поставить?

– Да в любой угол или посреди комнаты. Все равно куда, места много.

Пришел Гайдамакин.

– Здравия желаю, барыня, с приездом! Как у нас дома, все благополучно?

– Гайдамакин, койку достал для барыни?

– Никак нет. Спрашивал у телеграфистов, да говорят, лишней нет.

– Тина, если не очень устала, пойдем, я покажу тебе, где были окопы наших солдат и турок.

Мы пошли, поднялись на гору, и я сразу увидела, что всюду из земли торчали руки, ноги и головы. Трупы были совершенно черные, но не сгнившие.

– Турки занимали здесь все высоты. Их положение было много лучше, чем наших войск, а посмотри, сколько их здесь набили! Вот тут, всюду, были их окопы. В них потом и закапывали их трупы. Но земля была мерзлая, со снегом. А теперь снег растаял, и трупы оказались почти все на ее поверхности. Пойдем дальше. Вон еще окопы. Когда я первый раз был здесь, так нашел перочинный ножик.

– Нет, я не пойду дальше! Я боюсь наступить на руку или на ногу этих тел.

– Ну, тогда пойдем в команду. Я покажу тебе наших щенков: Энвэр-паша, Султан и Кайзер.

Транспорт стоял под самой горой вдоль реки Ольты-Чай. В этом месте она очень широкая, но берега плоские, каменистые. Мы подошли к группе солдат. Муж поздоровался с ними, и я тоже. Солдаты расступились, и мы увидели на земле три пушистых серых комка.

– Вот подкидыши! Посмотри, какая прелесть! – Он нагнулся, взял одного из щенков и стал гладить. Я тоже нагнулась, протянула руку и хотела погладить другого. Но щенок без всякого предупреждения вцепился зубами в мою руку! Муж схватил его за шерсть и оттащил от меня. Но каждый раз, когда я пыталась опять погладить его, он моментально морщил нос и показывал все свои тонкие, острые зубы. Солдаты хохочут.

– Откуда у вас эти щенки? – спрашиваю я.

– Да мать щенячья сама притащила их к нам! – говорит солдат.

– Видишь ли, когда транспорт пришел сюда, стали резать скот для мяса команде. Внутренности выбрасывали. Сначала все слышали по ночам вой: не то собака, не то волк! Но однажды заметили огромную овчарку, жадно поедающую отбросы на том месте, где режут скот. Увидав людей, она бросилась в воду и поплыла к противоположному берегу. Вон, видишь полуразрушенные сакли? Испугалась собака людей, должно быть, очень. Несколько дней никто ее не видел. Но однажды увидели, как с той стороны эта же собака опять плыла на наш берег. Это было уже перед вечером. Команда поужинала, а остатки выбросили. Мы стали наблюдать, что будет дальше? Собака вышла на берег и набросилась на отбросы. Поела, схватила что-то и опять в воду, поплыла назад на тот берег. С этого времени вой по ночам прекратился. Но команда стала чаще видеть эту курдскую овчарку, все такую же дикую, никак не подпускавшую к себе человека. Заметили, что у нее большие сосцы. Значит, есть щенки. Несколько дней тому назад прибежали ко мне из команды и сказали, что собака плывет к нашему берегу, а в зубах у нее – похоже, что щенок! Я пошел и увидел собаку как раз в тот момент, когда она взбиралась на большой плоский камень и держала в зубах щенка. Камень был мокрый и скользкий; она влезла на него, но щенка не выпустила из зубов, посидела немного и опять прыгнула в воду и поплыла к нашему берегу. Так собака плыла, отдыхая несколько раз, наконец, выбралась на наш берег и понесла щенка к тому месту, где стояла походная кухня, положила его между камней, лизнула на прощанье, а затем вернулась к реке и поплыла к противоположному берегу. Мы нашли щенка в ямке между камнями и совершенно сухого. Это был серо-коричневый пушистый комок. Когда я нагнулся и хотел его взять на руки, то он так же впился острыми зубами в мою руку, как и сейчас в твою.

«Что же это, ваше высокоблагородие? Подкинула она нам своего “дитя”, что ли?» – спрашивали солдаты. Но в это время кто-то закричал: «Собака опять плывет!» Мы стали наблюдать и увидели, что она опять держит в зубах щенка! Второго! Высоко задрав голову, чтобы не замочить щенка, она боролась с течением и, выбиваясь из сил, плыла к нашему берегу. А когда вылезла из воды, то понесла и положила на то же место, где оставила первого щенка. И сейчас же поплыла обратно за следующим. Таким образом эта собака-мать три раза переплывала эту бурную реку, спасая своих детей от голодной смерти. Теперь она уже не обращала никакого внимания