Персоны и персонажи - Сергей Львович Макеев

В 1938 году в Палестину уехала Стефа Вильчинская. Корчак все медлил. Уже и документы были готовы, а он все не ехал. Почему? Ведь всем было ясно, куда дует ветер: Германия аннексировала Судетскую область, в рейхе начались погромы синагог и еврейских магазинов.

Обеспокоенная Стефа Вильчинская решила вернуться в Польшу, чтобы хоть силком вывезти Корчака. Она приехала, когда доктор с детьми готовился выехать в летний лагерь. А сразу после их возвращения, 1 сентября 1939 года, немцы вторглись в Польшу. Клетка захлопнулась.

В клетке

Все произошло очень быстро. На восьмой день войны немцы стояли у ворот Варшавы. В городе бушевали пожары, не было хлеба и воды, не говоря уже об электричестве и газе. Доктор Корчак в польском военном мундире появлялся то тут, то там, перевязывал раненых, забирал в приют потерявшихся детей. 23 сентября Варшава пала, началась оккупация.

Теперь каждый день был заполнен отчаянными поясками еды, топлива я лекарств для детей. Каждый добытый мешок картошки, бидон молока, каравай хлеба был маленькой победой. Корчак, не стесняясь, выпрашивал, он убеждал: отдайте детям, что можете, все равно немцы отберут. Письменные просьбы подписывал всеми своими именами: «Д-р Генрик Гольдшмидт (Януш Корчак), Старый Доктор из радиопрограммы». Один фабрикант посетовал, что не может продать Дому сирот продукты, потому что торговля с евреями запрещена. Корчак тут же нашел выход: «А вы подарите!»

Уже первого декабря вышел приказ: всем евреям носить нарукавную повязку с шестиконечной звездой. Корчак принципиально ее не надевал. А если бы немецкий патруль приказал ему расстегнуть пальто, то обнаружил бы под ним польский военный мундир. Он носил его я в приюте под врачебным халатом.

Через год в Варшаве появилось еврейское гетто. Из намеченного района выселялись 113 тысяч поляков, а на их место вселялись 138 тысяч евреев. Впоследствии теснота только усиливалась, так как в варшавское гетто свозили евреев из других польских городов. Ответственность за переселение и строительство стены возлагались на самих евреев и их юденрат — совет самоуправления.

Переселению в гетто подлежал и Дом сирот. В последний момент Корчаку удалось поменяться зданиями с коммерческим училищем, и переезд прошел сравнительно гладко. Доктора, воспитателей и детей со слезами на глазах провожал сторож-поляк Залевский, бывший гренадер русской армия. Накануне его жестоко избили нацисты за то, что он работал на евреев и просил разрешения вместе с ними переехать в гетто. На въезде в гетто у сирот конфисковали подводу с картошкой. На другой день Корчак пошел жаловаться — и был избит я арестован за отсутствие нарукавной повязки со звездой Давида.

Почти месяц провел Корчак в тюрьме. Его удалось выкупить за 30 тысяч злотых, в первые месяцы в гетто такое еще было возможно. Еще можно было выбираться за стену, проносить в голодающее гетто продукты питания и одежду. Корчак вернулся из тюрьмы физически и нравственно истощенным. Стефа настояла, чтобы он прошел обследование. Рентген показал, что у Корчака жидкость в легких, но доктор отмахнулся: мол, это не помешает ему искать продукты для приюта. Однако, с тех пор он выходил на улицу, опираясь на полку.

Оккупационные власти порой шли на уступки, но лишь для того, чтобы внезапно принять еще более жестокие меры. Они вдруг разрешили открыть в гетто еврейские школы и синагоги. И вслед за этим объявили о сокращении территории гетто. Дом сирот опять попал под переселение. И снова Корчак добыл для своих детей пригодное здание — бывший клуб предпринимателей с небольшим флигелем во дворе.

Голод и тиф косили обитателей гетто. Корчак не мог смотреть, как трупы детей валяются в канавах. Он хлопотал об открытии хосписа, где детям предоставлялся бы последний шанс выжить — или хотя бы умереть достойно. Нет, он не был озабочен лишь выживанием, он по-своему боролся с врагом. Когда он выхаживал заболевшую тифом жену учителя, он повторял ей согни раз: «Не сдавайтесь! Не позволяйте Гитлеру одержать еще одну победу!» Он знал, что не одинок. Он знал, что Марина Фальская прячет в своем приюте среди польских сирот двоих еврейских малышей. Через стену гетто к нему проникали посылки и слово ободрения от друзей-подпольщиков. В середине декабря 1941 года, в канун Хануки — праздника света, во двор приюта въехал мусоровоз из польской зоны Варшавы. Под мусором были спрятаны подарки для детей. Рискуя жизнью, польские рабочие привозили в гетто еду и письма, о оттуда, случалось, вывозили и людей.

В гетто начались расстрелы. Эсесовцы и полицейские не утруждали себя доказательством вины, убивали по подозрению — в контрабанде, в сопротивлении властям, в распространении листовок. Ну, и просто так, кто под руку попадется. Корчак описал в дневнике обычную уличную сценку: «Юноша, живой или уже мертвый — трудно сказать, лежит на тротуаре. Трое мальчишек гут же играют в лошадки… Наконец один из них говорит: “Отойдем, он тут мешает!” Они галопом проскакивают несколько метров и снова начинают возню…» Корчак много курил, иногда по ночам пил водку, если мог достать, или разводил водой медицинский спирт. «Надо пытаться жить… хоть как-то», — объяснял он, если его заставали «не в форме».

Еще никто не знал, что метод «окончательного решения еврейского вопроса» уже найден, что газовые камеры опробованы в Освенциме, что строятся лагеря уничтожения. Что бригада рабочих из гетто, отправленная в Треблинку на строительство, как им сказали, «трудового лагеря», на самом деле строила там лагерь смерти. Но оттуда никто не возвращался… Слухи о ликвидации гетто, о десятках вагонов, подготовленных для депортации евреев, передавались из уст в уста. В гетто к Корчаку пробрался его давний сотрудник Игорь Неверли, связанный с польским подпольем. Он принес удостоверение личности на чужое имя, с которым Корчак мог скрыться, для него было подготовлено надежное убежище в Варшаве. Но уходить надо было немедленно. «Он посмотрел на меня так, будто я предложил ему совершить предательство или украсть», — вспоминал Неверли. Корчак попросил только сберечь его дневник.

Марш в бессмертие

22 июля 1942 года, в день, когда Янушу Корчаку исполнилось 64 года, юденрат варшавского гетто получил распоряжение подготовить еврейское население к депортации. Майор Герман Хефле, вручивший приказ председателю юденрата Адаму Чернякову, заявил: «Если вы не справитесь с поручением должным образом, все члены юденрата будут повешены». Черняков знал, что члены юденрата были накануне арестованы как заложники, чтобы у него не осталось выбора. До этого дня Черняков выполнял все распоряжения оккупационных властей, стараясь уберечь соотечественников