Персоны и персонажи - Сергей Львович Макеев

от полного уничтожения. Но этот приказ он не мог исполнить. Он отказался подписать распоряжение, потребовав, во-первых, освободить членов юденрата, и, во-вторых, просил освободить от депортации сиротский приют. Майор Хефле ответил, что его требования будут рассмотрены.

Депортация, «переселение на Восток»… Некоторые отчаявшиеся обитатели гетто были даже рады вырваться отсюда, полагая, что хуже нигде и быть не может. Но Адам Черняков знал, что означает депортация. Он знал, что его требования не будут выполнены. Действительно, на другой день ему сообщили, что исключений для сирот делать не будут. Оставшись один, он написал жене и членам юденрата, что не может отдать немцам беззащитных детей. И принял яд.

Его похоронили второпях утром следующего дня. Над его могилой Януш Корчак сказал: «Господь возложил на Адама Чернякова важную задачу — защитить достоинство евреев… Адам умер, зная, что выполнил эту задачу…»

Депортация началась. Каждый день несколько тысяч евреев сгоняли на площадь Умшлагплатц, там их сажали в товарные вагоны, и поезда отправлялись в неизвестность. Пытавшихся укрыться находили, выволакивали на улицу и расстреливали. Корчак понял, что спасения нет, можно только остаться с детьми, успокоить их, поддержать в последние часы. Все взрослые работники приюта решили остаться с детьми до последнего.

Неожиданность была частью дьявольского метода фашистов. Утром шестого августа в Доме сирот позавтракали, начали убирать посуду, как вдруг раздались свистки и крики: «Аllе Juden raus!» — «Все евреи на выход!»

Дети построились в колонну по четверо, их было уже более двухсот. Старшие мальчики по очереди несли зеленое знамя короля Матиуша с изображением клевера, уже в гетто на обратной стороне полотнища появилась голубая шестиконечная звезда. Впереди шел доктор Корчак с двумя малышами — одного нес на руках, другого вел за руку. Воспитатели и работники шли рядом с детьми: Стефания Вильчинская, Роза и Генрик Штокманы, Бальбина Гжиб, Дора Соцкая, Сабина Лейзерович, Наталья Поз, Генрик Астербаум, Роза Липич-Якубовская. Большинство молодых педагогов когда-то были воспитанниками этого приюта. Они запели походную песню, и дети подхватили:

Пусть буря бушует, мы не отступим!..

Мы никогда не узнаем, что сказал доктор Корчак своим детям, но они были спокойны. А вот люди, которым приказали стоять у своих домов, понимали зловещий смысл происходящего. Очевидец вспоминал: «Горе глазам, видевшим тот ужас. Рыдали камни мостовых…»

На Умшлагплатц уже кричали, рыдали и молились тысячи людей. Корчак разместил свою колонну но дальнем конце площади, чтобы раньше времени не тревожить детей. Началась погрузка в вагоны. Есть свидетельства, что в этот момент к Корчаку подошел немецкий офицер и разрешил ему вернуться, но одному, без детей. Корчак только покачал головой и жестом руки попросил офицера отойти. Доктор, воспитатели и дети вошли в вагоны, двери закрылись, состав тронулся.

И стихает плач в аду вагонном,

И над всей прощальной маятой —

Пламенем на знамени зеленом

Клевер, клевер, клевер золотой!.. —

писал Александр Галич в поэме «Кадиш» (1970 г.), посвященной памяти Януша Корчака.

* * *

Так окончилось жизнь Януша Корчака — и началась легенда. Многие люди потом говорили, что видели Старого Доктора живым, что вагон с его детьми отцепили, что они каким-то чудом уцелели… Нет, чуда не произошло. Чудо сотворил сам Корчак — всей своей жизнью и даже самой своей смертью.

Сегодня, к сожалению, звучат суждения, которые невозможно было представить лет десять-пятнадцать назад: «Зачем было жертвовать собой? Корчак мог спастись и еще поработать на благо других детей…»

Нет, не мог. Потому он и Корчак, и ему установлены два памятника в Варшаве и памятный камень в Треблинке. О нем написаны статьи и книги, и Анджей Вайда снял о нем прекрасный фильм «Корчак». А Международное общество Януша Корчака осмыслuвает и развивает его идеи, воплощает их в педагогической деятельности.

Пока звонит колокол…

В шестидесятые годы книги Эрнеста Хемингуэя решительно потеснили на полках других зарубежных писателей, его фотопортрет появился во многих советских квартирах: пожилой бородатый человек с загорелым лицом, в свитере грубой вязки. За его мужественной внешностью стояли и героическая биография, и яркая проза — нарочито сдержанная по форме, но исключительно мощная по эмоциональному воздействию. Привлекательному образу американского писателя стали подражать молодые художники, литераторы и ученые — почти все они отпустили бороды и нарядились в свитера крупной вязки. А молодые прозаики погрузились в стихию новаторской речи Хемингуэя. Но если у американского мастера, нобелевского лауреата, за краткостью фраз скрывался глубинный подтекст — у многочисленных подражателей зияла пустота.

В некоторых домах портрет Хемингуэя соседствовал с портретом другого кумира — Есенина. Их обоих и называли по-родственному: «Сережка Есенин» и «старик Хэм».

Мало кто из советских почитателей знал, что любимый американский писатель уже поставил финальную точку в творчестве и в жизни — выстрелом в голову из охотничьего ружья…

В поисках героя

Эрнест Хэмингуэй. Фото Юсуфа Карша, 1957

«По ком звонит колокол» — один из лучших романов Хемингуэя и, возможно, лучшая книга о гражданской войне в Испании. Военный корреспондент Хемингуэй задумал ее в осажденном фашистами Мадриде, под бомбами и артиллерийскими обстрелами. Правда, первыми появились его рассказы о той войне и пьеса «Пятая колонна». Публикация романа состоялась позднее, в 1940 году, когда главная война столетия уже началась.

А тогда, в 1937 году, ему было непросто разобраться в том, что происходит в Испании. Сердцем он, конечно, был с республиканцами. Он видел страшное ожесточение с обеих сторон — не только на поле боя, но и в тылу. Республиканцы знали, что в плен к фалангистам (испанским фашистам) попадать нельзя, многие носили ампулы с ядом, оставляли последний патрон для себя. Но и республиканская госбезопасность действовала предельно жестко: «пятая колонна» была не пропагандистской фразой, а реальностью в стране, расколотой практически надвое. (Этой «темной» стороне испанской войны Хемингуэй посвятил пьесу «Пятая колонна».) Но контрразведка республиканцев не щадила и вчерашних союзников — анархистов, троцкистов. Хемингуэй видел постоянную политическую борьбу внутри сражающихся сторон. Неизбежный закон поляризации сил в гражданской войне сработал и здесь: все левые силы сплотились вокруг компартии, все правые — вокруг фашистов. Первых поддерживали Франция (в начале войны) и СССР, вторых — Италия и Германия. Точка невозврата была пройдена.

Война и любовь сплелись тогда в судьбе Хемингуэя — он делил тяготы кочевой жизни с американской журналисткой Мартой Гэлхорн, и