Василий Макарович - Михаил Вячеславович Гундарин

М.Г.: К оценкам[335] «Калины» мы ещё вернёмся, а пока давайте поговорим о том, как создавался фильм. Если коротко: быстро, но тяжело.

Шукшин как будто решил отбросить вообще все представления об осторожности и самосохранении. Вновь попав к зиме 1972 года в больницу с обострением язвы, он меньше чем за три недели написал текст «Калины красной».

Лидия Николаевна вспоминала:

Он дал мне прочитать рукопись – повесть без названия. Я рыдала над ней всю ночь – и сейчас её читать не могу спокойно. Наплакалась и сразу сказала: «Это будет “Калина красная”». Именно эту песню я пела Васе во время нашего знакомства. И её мы хотели спеть в фильме. Но для этого нужно было купить права у автора – композитора Френкеля, а бюджет фильма был минимальный. Так и не спелось…[336]

Повесть была опубликована в журнале «Наш современник» (1973, № 4) и, в общем, ровно никакой реакции ни у кого не вызвала. Не то, что фильм!

Е.П.: Возражу! Вот я про фильм, естественно, ничего не знал, и не догадывался даже, что его почти уже заканчивают снимать, – а повесть меня потрясла.

Сегодня, если взяться впервые читать «Калину красную», от картинок фильма, конечно, не избавиться. Кое-какие расхождения между книгой и фильмом, естественно, есть. Про уголовное прошлое Егора Прокудина по прозвищу Горе рассказано в тексте подробнее. Есть и такие строки в финале, которые вряд ли можно перевести на киноязык:

И лежал он, русский крестьянин, в родной степи, вблизи от дома… Лежал, приникнув щекой к земле, как будто слушал что-то такое, одному ему слышное. Так он в детстве прижимался к телеграфным столбам.

Или вот – история из детства Прокудина, которую из фильма мы не узнаём:

Парнишкой он любил слушать, как гудят телеграфные столбы. Прижмётся ухом к столбу, закроет глаза и слушает… Волнующее чувство. Егор всегда это чувство помнил: как будто это нездешний какой-то гул, не на земле гудит, а чёрт знает где… Жутко бывало, но интересно. Странно, ведь вот была же длинная, вон какая разная жизнь, а хорошо помнилось только вот это немногое: корова Манька да как с матерью носили на себе берёзки, чтобы истопить печь. Эти-то дорогие воспоминания и жили в нём, и, когда бывало вовсе тяжко, он вспоминал далёкую свою деревеньку, берёзовый лес на берегу реки, саму реку… Легче не становилось, только глубоко жаль было всего этого и грустно, и по-иному щемило сердце – и дорого, и больно.

М.Г.: Фильм получился значительно сильней повести – это моё мнение, с которым, впрочем, согласны многие критики. Никто из видевших фильм никогда не забудет диалоги Любы с одинокой старушкой, оказавшейся матерью Прокудина. В повести это выглядит так:

Развернулись… Егор последний раз глянул на избу и погнал машину.

Молчали. Люба думала о старухе, тоже взгрустнула.

Выехали за деревню.

Егор остановил машину, лёг головой на руль и крепко зажмурил глаза.

– Чего, Егор? – испугалась Люба.

– Погоди… постоим, – осевшим голосом сказал Егор. – Тоже, знаешь… сердце защемило. Мать это, Люба. Моя мать.

Люба тихо ахнула.

А в фильме-то Егор землю грызёт, кричит «тварь я подколодная»… Разные психологические акценты. Разный накал.

Может, и не случайно, что повесть не очень-то заметили критики… Но тут Шукшину повезло: её заметил кто надо. Анатолий Заболоцкий пишет:

На «Мосфильме» в ту пору вошёл в силу генеральный директор Николай Трофимович Сизов. Он после первой встречи поверил в Шукшина: предложил ему снять напечатанную в журнале «Наш современник» киноповесть «Калина красная» в экспериментальном объединении, которым руководил создатель «Баллады о солдате» Григорий Чухрай. <…> Шукшин предложением Сизова загорелся. На две недели спрятавшись в Болшево, сдал в экспериментальное объединение литературный сценарий.[337]

Внешне всё выглядело замечательно. Не цензоры какие там чужие, а свои, товарищи, либеральные герои оттепели. Кроме Чухрая, там в руководстве был, например, Владимир Познер – отец знаменитого телеведущего.

Однако и в этом либеральном объединении Шукшин оказался чужим – тянули, тормозили, ставили палки в колёса не хуже каких-нибудь держиморд из Госкино. В итоге, как пишет Заболоцкий:

Шукшин обратился к худруку 1-го не экспериментального объединения С.Ф.Бондарчуку и в очень короткий срок «Калина красная» была запущена в производство… Конечно же, сожалел Шукшин, увидев, как нагрели нас с оплатой. Согласно правилу экспериментального объединения, заработок создателей начислялся от количества зрителей – у нас бы он получился в десятки раз больше того, что нам заплатили, но не пустил Григорий Чухрай в своё объединение Шукшина, замучил демагогией.[338]

Тут был ещё такой нюанс: Шукшин снимал свой первый цветной фильм, это во-первых, а во-вторых – впервые снимал на новой студии, «Мосфильме». Эти обстоятельства делали ситуацию особо нервной.

Е.П.: При этом на студии он был чужим, даже угла для него не нашлось в огромном здании, мыкался по чужим кабинетам. Может, поэтому торопился Шукшин начать съёмочный период, и справился с подготовкой быстрее, чем требовал план. На Алтай решили не ехать. То ли для экономии средств, то ли по иным причинам. Был выбран старинный город Белозерск в Вологодской области.

М.Г.: История съёмок любого фильма драматична. «Калины красной» – особенно. Техника, по мнению одного киноветерана, пожелавшего остаться неизвестным, была дрянная, киногруппа состояла из самых слабых работников «Мосфильма»… Бюджет – копеечный. Дублей, так вышло, практически не было предусмотрено, что для съёмок большого фильма выглядело просто немыслимо! В итоге Шукшин с Заболоцким придумали следующее: первый дубль снимали на советскую плёнку, только второй – уже на импортную. Из других мемуаров известно, что и съёмочная группа работала соответственно. Многие своими обязанностями почти в открытую пренебрегали, ленились, опаздывали, по дешёвке скупали у окрестных старух древние иконы…

Е.П.: Колонию, которую покидает Егор Прокудин, Шукшин «собрал» из двух подразделений уголовно-исполнительной системы. Первые кадры, в которых показано, как хор заключённых поёт «Вечерний звон», снимали в колонии неподалёку от подмосковного города Крюково. А те, в которых Егор выходит на волю и идёт по мосткам над водой, – в колонии «Вологодский пятак» на острове Огненный. Здесь была колония строгого режима, поэтому снимать внутри не дали, только снаружи.

Актёр Лев Дуров (он сыграл в ленте официанта) в программе «Тайны нашего кино» рассказывал, как их с Шукшиным чуть случайно не убили во время съёмок – об этом пишет Сергей Тепляков:

Они гуляли вдоль реки, местный